В одно время выслужился солдат, уже как он аттестат получил идти домой уволенный. Прежде двадцать пять лет служить надо было. Стареют. Помирали там. Всячина бывала.
Пошел он, а направление держит домой идти. А машин-то не было, ходили пешком. Шел он долго ли, коротко ли, повстречался он со служивым. Один у другого и спрашивает: «А видел ли ты царя?» — «Нет, я не видал его личность».- «Двадцать пять лет служил, а царя в глаза не видал! Какой же ты есть солдат, что ты ни разу царя не посмотрел?»
Этот и думат: «Верно! Вот я сейчас вернусь к царю на дом и посмотрю его личность. Пойду хоть и дальше, а зайду посмотрю царя». Ворачивается и докладывает дворникам царским: «Такой-то такой солдатик хочет царскую личность посмотреть!» Царь говорит: «Пусть зайдет».
Заходит солдат во дворец, отдает ему честь, как по ранешному обычаю. Царь ставит ему кресло: «Проходи, служивый!» — «Ваше величество! Я двадцать пять лет служил службу и зашел к вам вашу личность посмотреть. Дома скажут: «Какой ты есть солдат, царя в глаза не видал!» — «Молодец, служивый! А теперь вот что: я тебе загану три загадки. Смотри, отгадать — награжу! Что ж, обширность свету белого больше или нет?» — «Дак нет, в один день солнце обходит».- «Молодец! Верно! А в высь, в высоту — далеко?» — «Да нет, там стукат, и здесь слыхать».-«А в землю глубоко?» — «Да, глубоко. Мой отец ушел тридцать лет назад мерить и до сих пор не вернулся».- «Так, угадал, заслужил награду!»
Царица услыхала громкий разговор, открыла дверь и спрашиват: «Это что за страсть явилась?» Солдат отвечат: «Я дома был, и двадцать пять лет на службе служил, и не видывал страсти, и не знаю, что есть за страсть. Царица-матушка, скажите, это что за такая страсть?» — «Неужели вы двадцать пять лет прослужили, нигде страшного не видали?» — «Нет, нигде не видал».
Он, верно, не знал страсти. Царь дал ему двадцать пять рублей, и царица двадцать пять рублей. Пошел солдат страсть искать: «Уж, ладно, я сообщу вам с дороги, если найду эту самую страсть».
Идет, ладится по лесу все идти, и нигде нет ничо страшного.
Вот однажды шел по пустоплеску, сбился с дороги, запнулся, упал. Темно, ночь уж была. Общупал руками — крест деревянный, сугроб. Чиркнул, глядит: могила пола, открыта. «Спуститься в могилу? Нет ли там страшного?» Залез в могилу. Видит — там гроб, саван. «Вот тут и ночую». Ложится. Перед петухами с полночи приближается покойник, бах в могилу! Кричит: «Кто тут в моей могиле? Вылазь!» — «Ночую и уйду. Я вперед тебя место занял!» — «Это моя могила, мой гроб!» — кричит покойник. «Твоя бы была, ты бы лежал, а то где-то бегал, люди заняли место, а он беспокоит! Ложись, хошь, со мной рядом, места обоим хватит!»
Вот уже утро, а покойник все круг могилы бегат, молит пустить его. «А скажи, куда ты бегал, тогда пус-тю»,- говорит солдат. Надо говорить, а то петухи запоют, а он поверх земли останется! «Я бегаю третий год, свою старуху мучаю».
Служивый встал, старика в гроб бросил, саван замотал на портянки и пошел.
Проходит день. Поздненько стало. Заходит в деревню, забегат в крайнюю избу: «Бабенька, пусти меня передневать».- «Ох, дитятко-солдатик, сама не сплю третий год. Старик у меня помер. Бегат он кажду ночь: меня шиньгат. Сама к людям спать хожу».- «Да я у него седни ночевал! Смотри, портянки не из его савана?»
Старуха аж побелела!
Солдатик до вечера дожил. Накормила его старуха ужной. Он и говорит: «Ты дай-ка мне два куля простых».
Она дает кули и уходит к людям ночевать. Солдат лег на кровать. Стал засыпать, слышит — приближается кто-то — бац! — и давай курпежить его. Он отодвинулся: «Ты не шевель, лег — так лежи! Я тебе не старуха».
Вот начинает его покойник и заболе шиньгать. Он схватил, в кули затолкал, завязал крепко и в голова положил. Он из куля-то не уйдет, завязанный.
Утром приходит старуха. «А, бабушка, он здесь, здесь!»
Старуха в избу на зашла и тигаля! Приходит с народом. А солдат и говорит: «Не бойся, он к тебе больше не придет. Я его унесу».
Сгреб через плечо и попер. Протащил день, тяжело ему кажется. Припоздал в лесу, завидел большой-пребольшой костер в лесу. Подбегат к огню большому, видит — сорок разбойников сидят. Те обокрали казначейство, расклали деньги у огня, варят ужну. Подходит: «Здравствуйте, ребята!» Один сквозь зубы сказал: «Здравствуй!» Мешок возле бросил с покойником. И просит у них: «Вы дайте мне котел, ужну сварить». Подают котел чело век на пять. «Нет, этот мне маленький. Дайте мне вон тот котел».
А тот котел человек на двадцать. Те шары вылупили на него!
Налил котел полный воды, кое-как тащит. Они на ночь дров запасли, а он — раз! — туда. Все дрова в огонь склал.
У них атаман-то был плешатый, жирный. Вытряс солдат покойника, отрезал кусок, нюхает и говорит: «Недавно поймал, а протух! Правда, лето…»
Бух его в котел! А те трехнулись: «Людоед!» А солдат зорит на атамана зорко и говорит: «Вот этого кудрявого-плешатого поймать бы!»
Эти сорок разбойников как дождь от этого огня! Оставили закуски, и деньги оставили: «Это, ребята, пришел людоед!»
Солдат собрал все, скопотился и уехал.
Проходит день-два. Заходит он ночью в одну избу. Там только один покойник — никого своих, видно, нету. Был сосланный в Сибирь старичок. Старичок хороший, честный. Помер. Читальщик днем читат, ночью уходит. Солдат думает: «Я ночую с ним».
К поминкам были приготовлены пирожник, блины и четверть водки. Солдат думает: «Выпить — налупят, украсть — догонят». Достает сметану, всю бороду покойнику обмазал, запихал в рот пирог и выпихал покойника в окошко. Собрал все и ушел.
Утром приходит читальщик: покойник в окно вылез! Сбежался народ: «Да у него борода в сметане!» Глядят: «Дак ведь он вино-то все выпил, сметану, блины все съел!»
Так на покойника и подумали.
А солдат домой приехал и так никакой страсти не видал.