…Враг грабит Армению — одно селение за другим. Дым пожарищ скорбно тянется к небу. Ветер разносит детский плач. По трупам погибших угоняют в рабство живых. Некоторые бросаются в пропасть, чтобы не идти в рабство. Позади смерть. Впереди — кровь и слезы…
Разрывается от горя сердце Месропа. Он трет ладонями горячий лоб. Не спать ему спокойно ни сегодня, ни завтра — всю жизнь, пока не отыщет, чем помочь беззащитным. Не спит и друг Месропа — Маркоз.
— Горе одного селения не трогает других. Немногие в беде на помощь спешат. Черствый у нас народ, — со вздохом говорит Маркоз.
— Не черствый, — возражает Месроп, — люди разъединены горами, верой, наречиями. Надо объединить их. Зажечь единой мыслью. Но где путь к сплочению? Где он, Маркоз?!
— А что если в нашем селении построить храм? Из всех селений люди будут ходить молиться. Перестанут чуждаться соседей, осуждать обычаи и привычки друг друга… Что ты скажешь, Месроп?
— Верная мысль! — обрадовался Месроп. — Да, это именно то, что нужно всем! — разволновался он, выскочив во мглу.
Вернулся к рассвету:
— Мысль хорошая, Маркоз, но на равнине строить храм нельзя: легкодоступное не становится святым. Выстроим на вершине. И не для молитв — пусть это будет первых храм, в который люди придут не слезы лить, а черпать
Мудрость друг у друга. Довольно оплакивать
— К вершине нет пути, — возразил Маркоз.
— Верно. Но и в селении строить нельзя — храм потеряет силу стяга. Он не станет щитом заслона и мечом отпора. И высота нужна. Поднимаясь вверх, люди уйдут от привычного, оторвутся от забот, очистятся от ненужного. Так им будет легче проникнуться новым. С вершины люди увидят не одно селение. Перед открывшейся взгляду родиной забудется мелкое. Но не каждый одолеет эти скалы, Маркоз. Поэтому к вершине сперва проложим путь.
— Но для дороги нам не хватит жизни! Ты об этом подумал?
— Подумал, Маркоз. Закончат другие.
— Месроп, народу нужен храм, и я начинаю с него.
— Сначала нужен путь…
Друзья расстались, недовольные друг другом. Маркоз в родном селении начал строить храм. Месроп в горах — дорогу. За несколько лет он в скалах вырубил столько ступенек, что ребенок преодолел бы их, не переводя дыхания. А Маркоз за это время выстроил храм. В селении его хвалили, но, кроме нескольких старух, в храм почему-то никто не ходил. Маркоз махнул рукой — темные люди.
Месроп год от года поднимался выше, очень медленно продвигаясь вперед. Его имя щедро осыпали насмешками. Маркоз, решив образумить друга, пришел к нему:
— Месроп, ты слыл умным, а превратился в дитя. Даже между селениями нет
Дорог, а ты полез в гору. Веками жили до нас не брались за такое. Ради чего здесь мерзнешь, голодаешь, не спишь? Не смеши свет, не позорь имя отца. Разваливается твой собственный дом…
— Маркоз! — в гневе обернулся Месроп. — Ты сейчас не лучше князей, которые защищают свой двор, только свой. Кто ты? Духоборец, сектант, уводящий с пути? Или ашуг, воспевающий народ, но в трудную минуту не указывающий ему путь? Иди лучше помолись. Говорят,
…Резвым скакуном неслось время, рождая одних, сметая с пути других. Поседевший Месроп спешил, боясь не успеть. Вершина приближалась — силы убывали.
Наконец, настал день… С вершины седой Месроп оглянулся назад. Словно годы, сбегали к людям каменные уступы.
«Мои ступеньки длиной всего в несколько верст. Но эти версты теперь можно пройти за час. Жизнь — за час — не мало ли?» — впервые за много лет улыбнулся старый Месроп, радуясь, что пути разрозненных селений сольются к храму…
С тех пор недосягаемая гора стала доступной. Поднялись на вершину люди. Выстроили там храм. И назвали его именем Месропа Маштоца — создателя армянского алфавита.
Святый отче Месроп, просим тебя, моли Бога о нас!