Летучей Мыши с Чайкой вдруг Взбрело купцами стать сам-друг. Ведут летуньи разговор И заключают договор.
Но вот беда: нет ни гроша, — Ведь это срам для торгаша, — Бегут к Шипу они, спеша.
И, вексель дав, И подсчитав Проценты с суммы, что он дал, Берут изрядный капитал.
Мышь дом, как сторож, стерегла, А Чайка деньги забрала, Сев на корабль, среди пучин Плывет во Мсыр, в Чинмачин, И в Фарсистан, И в Индостан.
Там, нагрузив судно добром, Опять плывет морским путем, Стремится весело в свой дом!
Вот дорогие шали тут, Вот жемчуг, лал и изумруд, Фисташки, финики, миндаль, — Всего не перечесть мне, жаль…
Все, все, что приглянулось ей Из украшений и сластей. Но страшный шквал На море встал.
Товары буря унесла, И Чайка жизнь едва спасла, Своей хранимая судьбой. Но как вернуться ей домой? Что кредитору ей сказать? Как пред приятелем предстать?
Там у порога Мышь сидит, Там на дорогу Мышь глядит, Считает дни: когда ж, когда ж Вернется в дом торговец наш?
Ей долго ждать И тосковать, И видеть сны, боясь, дрожа, Что близко время платежа…
И вот на кровле Шип стоит, И, с векселем в руках, кричит:
«Эй, чем вы заняты, друзья?
Забыли, как помог вам я?
Дельцы за здорово живешь, Пора произвести платеж! Коль вексель дали — знайте срок, Бесстыдство, — это ль не порок! Ведь тут грабеж средь бела дня, Ведь это гибель для меня! Свое же золото отдать И не суметь обратно взять?!
Вот и попробуй тут помочь, Просителя не выгнать прочь!» Так Шип кричал на весь квартал, Сердито должников ругал. А кто слыхал, Тот повторял: «Ай, Мышь! Ай, Чайка! Ай-ай-ай!
Не стыдно ль слышать вам? Ай-ай!..
Купцы совсем с недавних пор, И вдруг — в делах такой позор!
Мышь с Чайкой, ай, — Ай-ай, ай-ай!» А Мышь летучая — внимай!
Уйти куда Ей от стыда?
Плевалась, плакала, кляла:
«Ах, Чайка, чтоб ты померла!
Чтоб ты истлела под землей!
Ну, что ты сделала со мной?
Ведь ты меня, ох, как срамишь!..» И вновь, и вновь просила Мышь:
Шип, не сердись, Не торопись.
Ты долго ждал. Подожди чуть-чуть.
Вчера пришло письмо, что в путь Пустилась Чайка. Ну, вот-вот С тобой произведем расчет, Кой-что накинем сверх того…» «Ну, нет, не нужно ничего, Возьму лишь то, что я вам дал, Я и проценты подсчитал.
Назначали вы сами срок, — Прошу платить, коль он истек, А лишнее нейдет мне впрок…» «Нет, господин, Расчет один:
Сполна все выплатим тебе.
Проценты сами по себе — И благодарность будет тож, Поверь… Ведь люди мы… Не ложь…
Ведь надо бога позабыть, Чтоб так нечестно поступить». Бедняжка — так, бедняжка — сяк… Не оправдаться ей никак!
И кредитору наврала, Приятельницу все ждала.
Коварной Чайки нет как нет.
«Что за напасть! Не мил мне свет!
Ведь вот несчастье, вот беда, Я осрамилась навсегда:
Не вылезть мне, как из огня, Из долга. Кто спасет меня? Что мне сказать?
Чего мне ждать?» Пришлось по дому все собрать И все до ниточки отдать. А что за толк? — Остался долг.
Ну, тут уж стало ей невмочь На крыльях улетела прочь, Исчезла, сгинула, чтоб ей — Банкроту, ставшей всех бедней, — Уж не являться на позор Пред кредитора грозный взор.
С тех пор, гонимая стыдом, Она уж не летает днем.
Когда ночная ляжет тишь, Тогда летает наша Мышь, — Во тьме укрыться легче ей От кредитора и друзей.
А Чайка… ах, Кричит в волнах, То вдруг нырнет, То вновь всплывет, Вся трепеща И все ища:
Вдруг в глуби вод Товар найдет!
А Шип с обиды и тоски Все точит злобно коготки, И если мимо кто идет — Его за полы он берет, Крича: «Эй, ты не видел, слышь, Бесстыдниц — Чайку или Мышь?»…Те дни прошли. Проходят дни.
А все не встретились они.