Все ветки на дереве давно уже зеленели. Только одна оставалась черной и голой, будто никакой весны и не было.
Сел на нее дятел, постучал клювом и сказал:
— Так-так! Абсолютно сухая ветка.
Проснулась ветка от его стука и ахнула:
— Батюшки! Никак, уже лето? Неужто я весну проспала?
— Засохла ты, — прошелестели ветки-соседи. — Хоть бы ветер тебя поскорее сломал или человек срубил, а то ты все дерево портишь.
— Ничего, — ответила ветка. — Скоро и я зазеленею.
— Слыханное ли дело, чтобы среди лета почки раскрылись? — заворчали ветки-соседи. — Весной надо было зеленеть, весной!
— Если я собираюсь зеленеть, значит, я не совсем сухая, — ответила ветка.
— Хворостина ты! — рассердились соседки. — Палка, дубина, чурка, полено, коряга!
— Говорите что хотите, — сказала ветка. — А я все равно оживу.
Но ее твердые почки так и не раскрылись. Никого она не накормила, не спрятала в тени, не приютила в листве. Не цвела она и не пускала по ветру крылатые семена.
Осенью листья на ветках пожелтели и ну летать, кружиться. Ветки-соседки заснули. Теперь они и сами стали черными, голыми. Сухая ветка ничем от них не отличалась. Даже дятел как ни в чем не бывало сел на нее и спросил:
— Чего не спишь? Давай спи, набирайся сил до весны! — И тут он узнал ее: — Какой же я рассеянный! Хворостине о весне говорю! Так не бывает, чтобы сухая ветка снова ожила.
Вспорхнул и улетел. А ветка выпрямилась и сказала:
— Поживем — увидим.
Пришла зима. Упали снежинки на ветку, укрыли каждый ее сучок, каждую почку, заполнили каждую развилку. Стало ветке тепло и тяжело, словно от листьев. Мороз. Иголочки инея выросли на ветке, окутали ее со всех сторон. Ветка так и засверкала в лучах морозного солнца.
«Что ж! — подумала она. — Оказывается, не так уж плохо быть сухою веткой».
Потом наступила оттепель. На ветке повисли капли. Они переливались, блестели, падали одна за другой. А ветка всякий раз приподнималась и вздрагивала. Словно живая.
И снова снег. И снова мороз. Долгая была зима.
Но вот поглядела ветка вверх: небо теплое, голубое. Поглядела вниз: под деревьями черные круги.
Растаял снег. Появились, откуда ни возьмись, прошлогодние листья и давай носиться по лесу. Видно, решили, что опять их время пришло.
Ветер утих, и они угомонились. Но заметила ветка, что они и без ветра шуршат потихонечку. Это из-под них травинки вылезают.
Травинки вылезали поодиночке, а листва на дереве распустилась вся сразу. Проснулись ветки-соседки и удивились:
— Ишь ты! Хворостина-то за зиму не сломалась. Видать, крепкая.
Услышала это ветка и загрустила:
— Значит, я и вправду хворостина. Значит, ничего у меня не получится. Хоть бы срубил меня человек, бросил бы в костер…
И она представила себе, как загорится костер, как вспыхнут на ней языки огня, словно большие красные листья. От этого ей стало тепло и немножко больно.
Тут на нее сел дятел:
— Привет-привет! Как здоровье? Не беспокоят ли жучки-короеды?
— Дятел, дятел… — вздохнула ветка. — Опять ты все перепутал: сухую ветку за живую принял.
— Какая же ты сухая? — удивился дятел. — Ты просто разоспалась. Другие вовсю зеленеют, а у тебя только-только почки раскрылись. Кстати, куда девалась хворостина, которая тут торчала?
— Так это же была я! — обрадовалась ветка.
— Перестань говорить глупости! — сказал детял. — То была абсолютно сухая ветка. Чего-чего, а живую ветку от сухой я уж как-нибудь отличу. Я же все-таки головой работаю.