Давеча в гостях у мадам [Мадам — в Норвегии XIX — начала XX века замужняя женщина из среднего сословия.] Сювертсен йомфру [Мадам — в Норвегии XIX — начала XX века замужняя женщина из среднего сословия.] Энерсен горевала о зле и греховности мира. Из глаз капали слезы величиной с кофейные зерна, а из носа текло так, что клетчатый носовой платок не знал роздыху.
И кто бы, черт возьми, мог подумать, что она ведьма! Однако через пару часов она уже смазывала дома свою метлу.
На горе Колсос готовился великий шабаш. Сам Черт обещался пожаловать, да еще и скрипку с собой прихватить. Как тут не принарядиться! И потому все ящики комодов йомфру Энерсен были выдвинуты, и везде раскиданы кружева, панталоны, флакончики с нюхательными солями, кринолины, шиньоны и всякая прочая красота. Долго ли, коротко ли, наконец йомфру Энерсен собралась в дорогу. Села верхом на метлу, крикнула: «Неси на гору Колсос!» — и вылетела через дымоход, только сажа заклубилась.
Но на сей раз за дверью пряталась кухарка Анна и подсматривала за хозяйкой сквозь замочную скважину. Сначала она никак не могла взять в толк, с чего это вдруг йомфру Энерсен наряжается на ночь глядя, но, когда увидела, как та достает из ящика рог и мажет чем-то метлу, Анне все стало ясно. И ей страсть как захотелось тоже попасть на шабаш. Ну хоть один-единственный разочек! «Греха великого ведь в этом не будет, — подумала она. — Веселья в жизни и так никакого — отскребай день-деньской котлы да сковородки».
Взяла Анна ящик от комода и намазала его дно погуще тем же зельем. «Надо только раньше госпожи вернуться, она ничего и не заметит», — решила кухарка.
Правда, через дымоход в ящике протиснуться было трудновато, но когда Анна вылетела на простор, оказалось, что лучшего перевозочного средства и не придумаешь — во всяком случае, то, на чем обычно сидят, в аккурат разместилось. Тут Анна перевернулась вверх тормашками, и ей показалось, будто весь шар земной падает из комодного ящика в глубокую черную дыру…
Облака были точно сваляны из мягкой шерсти, и луна перекатывалась из одного в другое словно начищенная до блеска монета. Анне так захотелось дотронуться до нее!.. Но это она решила оставить на потом… Ящик стремительно несся вперед.
Вдруг он стал падать. Теперь облака клочьями висели прямо у нее над головой. Ба-бах! — и вот Анна уже лежит на горе Колсос, болтая в воздухе руками и ногами, а дно ящика рассекла большая трещина…
Всего в двух шагах на вершине горел огромный костер. Тут следует поостеречься! Анна нашла три тяжелых камня и опустила в ящик, а сверху сложила крест-накрест две палки. Затем подкралась поближе к костру и спряталась в расщелине.
Вокруг костра сидело множество ведьм: кто на спицах вязал, кто на коклюшках [Коклюшки — деревянные палочки, на которые наматываются нитки, для плетения кружев.] плел.
Ты, наверное, думаешь, они кружева плели? Да уж, чудесные то были кружева! На первый взгляд вроде бы ничего, а если приглядеться — змеи вместо ниток, а внизу шипящие змеиные головы болтаются. И носить носки, связанные ведьмами, тебе вряд ли захотелось бы! Паголенок на вид вполне сгодился бы, но заканчивались носки большим пузырем, до краев наполненным желчью.
Сплетни рекой лились. Ведьмы хохотали, злословили и судачили, перебивая друг друга, — слушать противно.
Анна сидела в своей расщелине и от души развлекалась — не удастся ли ей отыскать кого-нибудь из знакомых?
«А вот и йомфру Энерсен… а вон Северине Трап!.. И Малла Берресен, та, что вечно зубами мается, тоже здесь… Нет, вы только поглядите! Да это же старуха Берте Хаугане, торговка черникой, от которой вечно воняет навозом… и сидит она будто ровня с чопорной фрекен [Фрекен — в Норвегии XIX — начала XX века незамужняя женщина, происходящая из семьи зажиточного торговца, высокопоставленного чиновника или крупного землевладельца.] Ульриккой Пребенсен. Подумать только! Рядом с самой благородной фрекен, которая всегда говорит лавочнику: «Будь любезен, голубчик, обслужи меня первой!»».
Анне пришлось закусить губу, чтобы не расхохотаться.
Языки мололи, будто мельничные жернова. Ведьмы только что живенько перемыли косточки пасторше — ох уж эта тихоня-книгочейка, подцепила себе муженька, да такого толстого, что, как проповедь читать, он еле на кафедре умещается. Уж мы ее! Пусть поостережется!..
Затем настал черед губернаторши, жены судьи, полицмейстерши, а потом и всех остальных.
Казалось, они совсем с ума посходили от злобы. Йомфру Энерсен как закричит: «Плевать нам на них всех, вместе взятых! Тьфу!»
«Тьфу!.. Тьфу!.. Тьфу!..» — раздалось со всех сторон.
«И я на йих плювать хотела!» — гаркнула Берте Хаугане. И все расхохотались.
Тут появился страшный черный ворон. «Едет! Едет!» — заголосил он.
И откуда ни возьмись прилетел и бухнулся среди них длинный черный оборванец. А под мышкой у него скрипка.
«Вечер добрый, друзья мои!» — выкрикнул он. «Добро пожаловать, любезный Сатана!» — ответили все хором. От радости чуть было не забыли, что кофе Черту приготовили. А кофеек-то был ядреный! Напились они им допьяна. Однако Черту, известное дело, не привыкать к горяченькому. Каждую чашку кофе он закусывал горстью раскаленных углей.
Вдруг Черт возьми да и прыгни прямо в костер и заиграй ведьминскую плясовую, так что от струн искры посыпались. Ведьмы взялись за руки и давай вокруг него плясать.
Такой гадости Анна отродясь не видывала и не слыхивала — точно камнем по стеклу скребли. А отвратительнее урода с рогами, что восседал посреди жаркого огня, на всем белом свете не сыщешь.
А уж как ведьмы-то разошлись! Они кружились в танце все быстрее и быстрее, аж в глазах рябило — будто на водопад с тысячами разлетающихся брызг смотришь. И каким бы страшным ни было это зрелище, Анна не могла удержаться от смеха. Вновь ей пришлось губу закусить, истинная правда! Видели б вы фрекен Пребенсен… нос кверху, шелковые юбки развеваются вокруг тощих ног, а на губах застыла прелестная улыбка. Рядом выплясывает Берте Хаугане: «Опп-ля, хопп-ля-ля!»
«А йомфру Энерсен, вы только поглядите!.. Ха-ха-ха!»
Но самое веселье началось, когда Малла Берресен, закружившись в танце, хлопнулась навзничь и сломала свой длинный нос. Вот уж все хохотали; сам Черт, восседавший на костре, ржал как сивый мерин.
.. Анне была девушкой смышленой. «Хорошего понемножку, надо и на следующий разок оставить», — подумала она. Потихоньку прокралась обратно к комодному ящику, вынула камни и шепнула: «Неси с горы Колсос!», и ящик во весь опор понес ее домой…
На следующий день йомфру Энерсен все удивлялась, откуда на дне ящика такая большая трещина.
Малла Берресен, очевидно, упала с лестницы, потому как на носу у нее красовался огромный пластырь.
А когда Анна отправилась к лавочнику за зеленым мылом, ей снова пришлось закусить губу, чтобы не расхохотаться. В лавку важно вплыла надменная фрекен — нос кверху, шелковые юбки шелестят вокруг тощих ног: «Шпилек для волос на три шиллинга [Шиллинг — мелкая разменная монета, имевшая хождение в Норвегии в XVI-XIX вв.]… И будь любезен, голубчик, обслужи меня первой!»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)