Носатик

Лес уже сбросил листву. Дни наступили пасмурные, но тихие, без ветра, настоящие дни поздней осени. В такую пору хорошо надеть теплую куртку, высокие сапоги, взять ружье и отправиться на охоту.

Есть что-то особенно привлекательное в этих тусклых осенних днях. Идешь по лесной тропинке среди молодых березок, дубов, осинок, среди кустов орешника. Кругом тишина — ни пения птиц, ни шороха листьев, только изредка упадет на землю тяжелый созревший желудь.

На голых сучьях повисли капли росы — следы ночного тумана. Природа как будто задумалась, будто ждет прихода зимы, ждет, когда мягкие хлопья снега укроют всю землю и нарядят в пушистую шубу голый прозябший лес.

А пока что стоит он, хмурый и прозрачный.

Далеко видно кругом сквозь тонкий узор облетевших веток.

Легко дышит осенней свежестью грудь, и невольно тянет идти все дальше и дальше вперед по влажной, укрытой желтой листвой тропинке. Идти и поглядывать по сторонам на последние, уцелевшие на ветвях бурые листья, на огромные, совсем разбухшие от старости и дождей грибы шлюпики и слушать, слушать до звона в ушах эту чуткую тишину осеннего леса.

Не раз приходилось бродить мне с ружьем в такие деньки, разыскивать с помощью моего друга Каро затаившихся под кустами длинноносых лесных куликов-вальдшнепов.

Поздняя осень — самое время для такой охоты. Готовясь к отлету в южные страны, лесные длинноносики выбираются из глухой чащи на более открытые места: опушки, поляны. В эту пору вальдшнепов в наших лесах становится значительно больше. К местным птицам присоединяются еще пролетающие из северных мест.

Пока стоят теплые дни, вальдшнепы не торопятся улетать на юг и гостят у нас. В иные дни их бывает так много, что собака становится на стойку почти под каждым кустом. Осеннее скопление вальдшнепов у охотников называется высыпкой. Птицы и вправду как будто высыпали откуда-то и рассыпались по всему лесу. А пройдет день-другой, и в тех же местах не найдешь ни одного долгоносика: значит, уже улетели дальше к югу.

Летят вальдшнепы не днем, а ночью. Поэтому не увидишь, когда они успели исчезнуть из наших мест.

Так и со мной однажды случилось. Еще накануне я попал на хорошую высыпку, а через день — хоть шаром покати — ни одного вальдшнепа не найду. Облазили мы с Каро все заветные уголки — пусто. Ничего не поделаешь, значит, ночью отбыли. Так и пошли мы домой ни с чем.

Вышли на широкую просеку. Каро не спеша трусил впереди.

Вдруг пес метнулся в сторону, будто кто-то невидимый дернул его за шею, метнулся и замер на стойке.

Я сразу понял: Каро с ходу почуял дичь. Это ее манящий запах как магнит притянул к себе пса и заставил застыть на месте. Я приготовился к выстрелу.

— Вперед!

Собака сделала шаг, другой и вновь замерла. А птица все не вылетает.

Подхожу ближе.

— Ну, вперед же!

Каро дрожит от волнения, припал на все четыре лапы, словно готовясь к прыжку, но не двигается.

— Да где ж она? Выгоняй скорее!

От возбуждения Каро совсем припал к земле.

Гляжу: прямо перед его мордой среди листвы какой-то пестрый комочек. Вальдшнеп. Сидит и не шелохнется. Собачий нос от него на четверть, не дальше.

Бедный старый Каро! Какие муки переживает он в эти секунды! Ведь прямо в нос ему ударяет крепчайший запах дичи. Каро не только чует, он видит дичь. Глаза его широко раскрыты и устремлены в одну точку. Из открытого рта вырывается порывистое дыхание.

А вальдшнеп сидит все так же неподвижно, будто неживой.

Я наклоняюсь, протягиваю к птице руку.

Пестрый комочек вмиг оживает. Птица вскакивает и неуклюже бежит в кусты. Тут Каро не выдерживает. Прыжок — и носатый беглец уже схвачен.

Но ведь это же преступление, преступление против собачьей науки: схватить дичь без разрешения хозяина!

Каро и сам чувствует всю тяжесть такого проступка.

Он виновато глядит на меня, виляет хвостом, но вальдшнепа не выпускает. Каро держит его во рту так осторожно, что не придавит, не сомнет ни одного перышка.

— Что же ты наделал? — с напускной суровостью говорю я. — Ай-яй-яй! Давай-ка его сюда!

Пес сразу чувствует, что я не очень сержусь, — значит, все хорошо. Он подбегает ко мне, сует в руки свою добычу.

Я беру вальдшнепа и внимательно осматриваю: «Почему же он не взлетел? Может, повреждены крылья? Нет, все в порядке. И не больной. Ишь какой толстый, прямо весь налитой. В чем же тут дело?»

На груди у птицы перья взъерошены. Осторожно раздвигаю их. На теле синий кровоподтек, как от ушиба. Скорее всего, на лету вальдшнеп обо что-то сильно ударился.

Я оглядываюсь по сторонам. Вдоль просеки тянутся телеграфные провода. Вот и разгадка. О такие провода в темные ночи нередко разбиваются перелетные птицы. Я еще раз осматриваю своего пленника. Кости целы, значит, только ушибся. Это скоро пройдет.

Я решил на день-другой взять носатого путешественника к себе на дачу. Пусть посидит, пока оправится, а то здесь, в лесу, его мигом разыщет лисица.

Принес я вальдшнепа и посадил в просторный фанерный ящик; сверху закрыл мягким платком, чтобы он головку себе не разбил, если начнет взлетать и биться. Но вальдшнеп оказался на редкость спокойным. То ли он от ушиба еще не оправился, то ли уж такой непугливый попался.

В ящик я поставил поилку с водой, настелил моху и побольше сырой опавшей листвы — целую кучу из леса принес. В листве всякие червячки, жучки, личинки водятся. Вальдшнепы их всегда оттуда добывают, этим питаются. Я постарался создать своему носатику привычную для него обстановку.

В первый день он ничего не ел, не пил, все в уголке сидел нахохлившись. А на второй день начал по ящику расхаживать. Заглянул я в щелочку: вижу — бродит мой вальдшнеп по листьям, степенно так расхаживает. Потом запустил в них клюв и ну давай в листве копаться. Что-то нашел, съел и вновь за свое принялся. Комично так у него получается. Нос длинный, прямой, он им, как палочкой, листву ворошит. Вот опять схватил что-то. Гляжу — вытащил червяка, хотел проглотить, приподнял голову, а на носу лист нанизан. Как тут быть?! И червяка упустить не хочется, и лист с носа не сбросишь. Потряс головой — ничего не выходит. Потом опустил клюв, наступил лапой на лист, сразу стащил, а червяка все же не отпустил — съел его. Видно, дело на поправку пошло.

Еще денек продержал я в ящике крылатого пациента, а потом посадил в кошелку и в лес отнес.

Несу, а сам думаю: «Полетит или нет? Может быть, у него что-нибудь в мускулах повреждено? Ну что же, если не полетит, пусть тогда живет у меня в ящике. Только какая же это жизнь для лесной вольной птицы?»

Принес своего носатика на поляну, открыл кошелку: «Лети куда хочешь!»

Вальдшнеп долго мешкать не стал — взмахнул крыльями и полетел. Так и замелькал среди тонких голых березок.

А я ему вслед:

— Прощай, носатик! Вперед осторожней будь, на проволоку не налетай. Да еще вот что запомни: не попадайся мне под ружье. Лежачего я не бью, а уж коли взлетел, тогда держись!