Рос Сарсембай сиротой. Не было у него ни отца, ни матери. Плохо ему жилось. Нанялся он к баю овец пасти. Посулил ему бай за работу отдать по осени хромую овцу. И тому был рад пастушок. Пас он отару, ел байские объедки, ждал осени.
«Придет осень, — думает, — получу хромую овцу, узнаю тогда и я, какой вкус у мяса…»
Как-то раз перегонял Сарсембай овец на новое пастбище. Вдруг выскочил из-за куста волк и говорит:
— Дай барана! Не дашь одного — задеру десять.
— Как я могу отдать тебе барана, волк? Ведь отара не моя. Бай убьет меня за убыток.
Задумался волк, а подумав, говорит:
— Очень проголодался я. Иди к баю, проси для меня барана.
Пошел Сарсембай к хозяину, рассказал обо всем. Бай рассудил так: десять больше одного; один баран дешевле десятка. Говорит он пастуху:
— Пусть возьмет себе волк барана. Только без выбора. Завяжи ему глаза платком. Какого ухватит, тот и его.
Так и сделал Сарсембай, как приказал хозяин.
Кинулся волк с завязанными глазами в середину отары и перегрыз горло овце. Есть пословица: «Палка, брошенная в степь, угодит в лоб несчастному». Случилось так, что задрал волк как раз ту хромую овцу, которую пообещал хозяин Сарсембаю. Горько заплакал Сарсембай. Волку стало жалко его.
— Нечего делать, пастух, — говорит он. — Видно, доля твоя такая. Оставлю я тебе шкуру овцы. Может, продашь ее кому-нибудь с выгодой.
Поднял с земли Сарсембай овечью шкуру, перекинул ее через плечо и погнал отару дальше.
Навстречу бай на рыжем иноходце. Приподнявшись на стременах, стал он считать овец и баранов. Видит — вся отара цела, нет лишь хромой овцы Сарсембая. А тут и Сарсембай показался. Идет за отарой — в руке пастушья палка, на плече овечья шкура, из глаз слезы льются.
Расхохотался бай, даже иноходец под ним пошатнулся.
— Вот так пастух у меня! Свою овцу прокараулил. Да ведь ты и моих переведешь… Убирайся-ка с глаз долой! Мы с тобой в расчете.
И поплелся Сарсембай по степи, куда указала ему путь тень пастушьего посоха.
Пришел в дальний город. Зашел на базар. Долго слонялся он в толпе, но никто не спросил его о цене овечьей шкуры. Только под вечер удалось мальчику продать ее какому-то человеку за три мелких монеты.
«За три монеты куплю я три лепешки, тремя лепешками проживу три дня. А там будь что будет!..»
Направился было он к хлебным лавкам, да повстречал на пути больного старика, просившего милостыню. Отдал ему Сарсембай одну монету, а две оставил себе.
Старик закивал головой, потом нагнулся, поднял с дороги горсть песка и протянул мальчику.
— На, — сказал он, — возьми себе это в награду за твою доброту.
Сарсембай решил, что нищий не в своем уме, но не захотел обидеть старика, принял песок и высыпал его себе в карман.
Опустилась ночь. Совсем темно стало. Где приклонить голову безродному пастушку? Попросился он переночевать в караван-сарае. Хозяин пустил его, но потребовал за ночлег плату, и Сарсембаю пришлось отдать ему одну монетку.
Всех своих постояльцев хозяин уложил на коврах и кошмах, а Сарсембаю велел лечь прямо на голую землю.
Плохо спалось голодному мальчику, плохие сны ему снились на холодной жесткой земле.
На рассвете зашумел караван-сарай, задвигались люди по двору. Заезжие купцы, собираясь в дорогу, стали навьючивать кладь на верблюдов, а сами ведут разговор меж собой.
Один говорит:
— Дивный сон приснился мне этой ночью. Будто лежу я, как хан, на драгоценном ложе, а надо мной склонилось ясное солнце, и на груди моей играет светлый месяц…
Сарсембай подошел к купцу и сказал:
— За всю мою жизнь еще ни разу не приснился мне хороший сон. Дяденька, продай мне свой сон! Пусть этот сон будет моим.
— Продать сон? — засмеялся купец. — Изволь. Что же ты мне дашь за него?
— У меня есть одна монетка… Вот она.
— Давай сюда твою монетку! — вскричал купец. — Дело сделано. Отныне мой сон принадлежит тебе, мальчуган!
И купец рассмеялся еще громче, а вслед за ним рассмеялись все, кто был в караван-сарае. Пастушок же, довольный покупкой, вприпрыжку выбежал со двора…
Много дорог исходил с тех пор Сарсембай. Много аулов встречалось ему на пути. Но нигде не находилось для него работы, нигде не находилось для него крова, нигде не находилось чашки айрана.
Была зима. Темной ночью брел Сарсембай по степи, согревая дыханием пальцы. Злой ветер шатал его из стороны в сторону, вьюга кружила на одном месте. Сарсембай плакал, и слезы замерзали на его щеках. Опустился он, обессилев, в сугроб и промолвил в отчаянии:
— Чем такая мука, уж лучше бы меня растерзали волки!
И только произнес он эти слова, как тотчас из мрака показался огромный волк: шерсть дыбом, глаза горят!
— Наконец-то, — провыл волк, — попалась мне добыча! То-то рады будут мои волчатки.
— Убей меня, волк, — сказал мальчик тихо, — пусть порадуются твои волчатки. Смерть для меня отраднее жизни…
Но волк не двинулся с места и только пристально смотрел на мальчика. Наконец он проговорил:
— Не ты ли это, Сарсембай, отдавший мне хромую овцу? Здравствуй, я узнал тебя. Не бойся, я тебя не трону, а может, и помогу тебе сохранить жизнь. Садись-ка на меня верхом да держись покрепче!
Сел Сарсембай, и понес его волк по сыпучим сугробам. Домчал до опушки дремучего леса и говорит:
— Видишь, Сарсембай, вдали огонек? Это костер горит. Там останавливалась на привал шайка разбойников. Теперь они ускакали дальше и не скоро вернутся назад… Ступай, погрейся у костра. А к утру, может быть, потеплеет… Прощай!
Волк исчез, а Сарсембай поспешил к огню. Обогрелся он и даже подкрепил немного силы — обглодал кости, брошенные разбойниками у костра. Он был так счастлив, что готов был запеть песню. Много ли нужно, чтобы развеселить бедняка?..
Стало светать, костер догорел и погас. И когда почернели угли, мальчик засунул руки в теплую золу. Хорошо было рукам! Он погружал их все глубже и глубже и вдруг почувствовал под пальцами какой-то твердый предмет. Сарсембай вытащил его из золы и ахнул… Золотой ларец! Сердце мальчика забилось… Что в ларце?..
Сарсембай открыл крышку. В этот миг над землей показался край солнца, и первый луч упал прямо на ларец. Сарсембай вскрикнул и зажмурился от нестерпимого блеска: ларец был полон алмазов!..
Прижал пастушок свою находку к груди и пустился бежать лесом, не чуя под собой ног от радости.
«Только бы поскорее добраться до жилья! — думал он. — Теперь я заживу без горя… Моего богатства хватит и на сто человек».
А лес становился все гуще и гуще. Жутко сделалось Сарсембаю, и он уже пожалел, что забрался в такую глушь.
«Что стану я делать в этих безлюдных дебрях со своими сокровищами?»
Но тут меж стволов мелькнул свет, и мальчик вышел на широкую поляну. Посреди поляны у незамерзающего потока стояла большая богатая юрта, крытая белой кошмой.
«Что за люди живут здесь? — подумал Сарсембай. — Не обидят ли они беззащитного горемыку?»
Припрятал Сарсембай золотой ларец в дупле старого дуба и вошел в юрту.
— Здравствуйте! — сказал он.
В юрте горел очаг, а перед ним на корточках, склонив голову, сидела в глубокой задумчивости девочка. При виде незнакомца она вскочила и уставилась на него с удивлением и испугом.
— Кто ты, мальчик, и как попал сюда? — проговорила она наконец.
Сарсембай смотрел на девочку и не мог вымолвить ни слова. Никогда не встречал он подобной красавицы, только в песнях акыны поют о таких. Но, видно, на душе у нее лежало какое-то тяжкое горе: печален был ее взор, а личико было бледнее снега.
Овладев собой, мальчик сказал:
— Я сирота Сарсембай. Брожу вот по свету в поисках работы, крова и пищи, да заблудился и набрел на твое жилье. А ты кто, девочка?
Шагнула девочка к нему и заговорила, трепеща от волнения:
— Меня зовут Алтын-кыз, и нет на свете девочки несчастнее меня. Но что тебе до меня, Сарсембай? Ты сам в страшной опасности… Беги что есть мочи отсюда, беги, если найдешь путь из этих заклятых мест. Знаешь ли ты, куда завело тебя твое горе? Это юрта кровожадной Жалмауыз-Кемпир. Вот-вот вернется она домой. Несдобровать тебе… Спасайся же, пока не поздно!..
Тут за дверью раздался шум, треск и топот. Еще больше побледнела девочка.
— Поздно! — в ужасе сказала она и, схватив Сарсембая за руку, потащила его подальше от очага и прикрыла кошмой.
Сарсембай притаился, но сквозь маленькую щелочку видел все, что творилось в юрте.
Широко распахнулась дверь, и в юрту ввалилось красногубое чудище — страшная Жалмауыз-Кемпир. Нос у нее крючком, космы торчком, зубы оскалены, как у волчицы. Обвела она юрту подслеповатыми глазами и, присев у очага, протянула к пламени костлявые черные пальцы. Так сидела она некоторое время, тяжело сопя, а Алтын-кыз стояла поодаль и не шевелилась.
Согревшись, Жалмауыз-Кемпир прохрипела:
— Алтын-кыз, подойди ко мне.
Вся дрожа от страха, девочка сделала шажок к старухе и приостановилась, а та схватила ее крючковатыми пальцами и притянула к себе.
Застонала Алтын-кыз от боли. Сарсембай сжал кулаки и уже готов был наброситься на старуху, но в этот миг Жалмауыз-Кемпир злобно взвизгнула и, оттолкнув от себя девочку, закричала:
— Негодница! Ты что ж это все бледнеешь да сохнешь?! Или не знаешь, для чего я держу тебя в своей юрте? Мне уже давно пора бы съесть тебя, а я откладываю да откладываю — жду, когда ты образумишься и начнешь толстеть. Так слушай и запоминай: если и завтра к моему приходу ты останешься такой же тощей, как сейчас, я живьем зажарю тебя на этом очаге!
Тут старуха повалилась на постель и захрапела. А Алтын-кыз, сидя у огня, проплакала всю ночь.
Утром Жалмауыз-Кемпир снова пригрозила девочке и, взяв клюку, вышла из юрты. За дверью раздался шум, треск и топот, а потом, все стихло.
Выбрался Сарсембай из-под кошмы и спросил:
— Расскажи мне, Алтын-кыз, как сделалась ты рабыней кровожадной Жалмауыз-Кемпир?
И Алтын-кыз начала рассказ:
— Жила я в родном ауле у отца с матерью в радости и довольстве. Раз уехали родители в гости. Прощаясь, говорит мне отец: «Дорогая Алтын-кыз, ты остаешься на весь день одна. Будь умницей, не выходи за дверь и к себе никого не пускай». Скучно мне стало в юрте, вышла я за порог. Сбежались ко мне веселые подружки, зовут в степь за цветочками. Пошла я, глупая. Вот рву цветочки и вижу: идет ко мне дряхлая старушка, опирается на клюку. «Ах, какая девочка, ах, какая красавица!.. — говорит она мне. — Далеко ли ты, девочка, живешь?» — «Нет, близко живу. Вон наша юрта». — «Так отведи меня к себе да напои чистой водицей». Не подумала я худого, отвела ее в аул, напоила водицей. А она из юрты не идет, глаз с меня не спускает. «Ах, какая девочка, ах, какая красавица! Дай-ка я тебе головку расчешу». Положила я ей голову на колени, а она вынула золотой гребешок и стала расчесывать мои волосы. И так мне вдруг спать захотелось! Закрыла я глаза и заснула крепким сном. Долго ли я спала, не знаю, а очнулась уже в этой юрте. Много дней прошло. И не видела я с тех пор никого, кроме этой Жалмауыз-Кемпир, моей мучительницы. Так и живу здесь, со дня на день ожидая смерти.
Закончив рассказ, Алтын-кыз снова начала со слезами умолять Сарсембая бежать куда глаза глядят, пока не вернулась Жалмауыз-Кемпир.
Но Сарсембай только ласково улыбался на уговоры девочки, потом обнял ее, как сестру, и сказал:
— Я никогда не оставлю тебя, Алтын-кыз. Мы вместе уйдем…
— Спасибо тебе, Сарсембай, за доброе слово, — сказала Алтын-кыз, — но ты говоришь о том, что вовеки не сбудется. Жалмауыз-Кемпир настигнет нас в пути, а если и не настигнет, мы все равно замерзнем где-нибудь в сугробе.
— Мы дождемся весны и убежим…
Алтын-кыз горестно вздохнула.
— Храбрые часто бывают безрассудными, — сказала она. — Ты забыл, видно, что сегодня Жалмауыз-Кемпир убьет меня.
— Нет, Алтын-кыз, ты не умрешь! — с жаром воскликнул мальчик. — Я все обдумал. Жалмауыз-Кемпир хитра, а мы попробуем перехитрить ее. В юрте темно, я надену твое платье и выйду сегодня к ней вместо тебя!.. Я выше и плотнее, чем ты… Может, нам посчастливится обмануть старуху и дотянуть до теплых дней…
Всплеснула руками Алтын-кыз и стала говорить, что никогда не примет от Сарсембая такую жертву. Но пастушок был тверд и непреклонен.
— Если ты, Алтын-кыз, будешь упорствовать, я сегодня же выйду на бой с Жалмауыз-Кемпир и умру от ее зубов раньше тебя!
Тогда девочка сдалась. Они обменялись одеждой; Алтын-кыз спряталась под кошмой, а Сарсембай уселся перед очагом на ее место.
Тут за дверью раздался шум, треск и топот, и в юрту ввалилось красногубое чудище — страшная Жалмауыз-Кемпир.
Погрев руки у огня, она прохрипела:
— Алтын-кыз, подойди ко мне!
Сарсембай смело приблизился к старухе. Та оглядела его подслеповатыми глазами и прошамкала:
— Да ты как будто подросла за сегодняшний день!
Не подозревая обмана, она ощупала Сарсембая, ущипнула его и сказала, хихикая:
— Ах ты, хитрая девчонка! Я давно догадалась, что ты дурачишь меня. Стоило мне пригрозить как следует, и вон как ты сразу переменилась!.. Что ж, коли так, поживи еще немного, набери жирку…
И потекли дни и ночи — горькие дни, тревожные ночи для Сарсембая и Алтын-кыз.
Но вот пришла весна. Заиграл поток, защебетали птицы, расцвели цветы.
Говорит Сарсембай своей подружке:
— Милая Алтын-кыз! Пора нам готовиться к побегу. Замечаю я, что Жалмауыз-Кемпир стала злее прежнего: не проведала ли она о наших намерениях? Узнает старуха про меня — быть беде, конец нам обоим. Смастерю я лук, пойду на охоту, набью дичи, чтобы была у нас еда в дорогу, а через три дня вернусь тайком, и мы убежим.
— Поступай как знаешь, Сарсембай, делай как лучше, — отвечает девочка, а у самой на глазах слезы. — Только будь осторожней на охоте, возвращайся здоровым и невредимым.
— Не плачь, Алтын-кыз, не горюй обо мне, — сказал Сарсембай. — А соскучишься, подойди к потоку, погляди на воду: если плывут по воде гусиные перышки, значит, жив я и здоров, шлю привет тебе издалека.
Простились дети. Проводила Алтын-кыз друга немножко да поскорее назад: не нагрянула бы внезапно в пустую юрту Жалмауыз-Кемпир.
А Сарсембай шел все дальше и дальше вдоль ручья.
В первый день он убил трех диких гусей. Ощипал их, а перышки пустил по воде. Во второй день снова убил трех гусей, снова бросил перышки на воду.
На третий день Сарсембай видит: стоит на полянке олененочек, а над ним с шумом и карканьем вьется стая черных ворон. Хотят вороны выклевать глаза олененку. Пожалел мальчик олененка, разогнал ворон.
Прискакал старый олень.
— Спасибо, Сарсембай, — говорит. — Отплачу я тебе за услугу!
Идет дальше Сарсембай. Слышит жалобное блеянье. Заглянул в яму, а там ягненочек-архар. Бьется, кричит, а выбраться не может.
Пожалел его мальчик, вытащил из ямы. Прибежал старый архар, говорит:
— Спасибо, Сарсембай. Отплачу я тебе за услугу!
Идет дальше Сарсембай. Что за писк?.. Поглядел, а это неоперившийся орленок выпал из гнезда. Пожалел мальчик птенца, подобрал с земли и посадил в гнездо.
Прилетел старый орел.
— Спасибо, Сарсембай. Отплачу я тебе за услугу!
Так в этот день ничего и не добыл на охоте Сарсембай.
А вечер уже близко. Вспомнил тут мальчик, что не кинул еще с утра на воду ни одного гусиного перышка. Защемило сердце. Что думает теперь бедняжка Алтын-кыз, стоя у потока? Побежал Сарсембай без оглядки в обратный путь.
А Алтын-кыз той порой все ждала его, все тосковала. Только Жалмауыз-Кемпир из дому — девочка бегом к потоку. Шумит поток, течет вода, плывут по воде гусиные перышки. Улыбается девочка: «Жив Сарсембай!»
Приходит третий день, последний день разлуки. Стала Алтын-кыз над потоком, глядит не сводя глаз, глядит час, и другой, и третий…
Шумит поток, течет вода, да не плывут по ней гусиные перышки…
Упала девочка на бережок, закрыла лицо ладонями, заплакала горько-горько:
— Нет больше в живых Сарсембая! Погиб удалец и не знает, что я согласилась бы тысячу раз умереть, только бы он жил и был счастлив…
Плачет бедная, убивается и не видит, что Жалмауыз-Кемпир уже рядом, подбирается к ней, содрогаясь от ярости. Схватила старуха свою пленницу за плечи и поволокла в юрту на расправу.
— Открылись, — рычит, — твои плутни, девчонка! Убежать задумала? Заступника себе сыскала? Так знай же: никуда тебе от меня не уйти, и никто тебя не выручит. Конец твой пришел!.. Сейчас загрызу тебя насмерть!
Вдруг брякнула дверь, распахнулась настежь: стоит на пороге Сарсембай. Рванулась к нему Алтын-кыз, обхватила за шею, а старуха держит ее крепко, из рук не выпускает.
— Стой, Жалмауыз-Кемпир! — крикнул мальчик. — Выслушай меня. Отпусти Алтын-кыз на волю — богатый выкуп за нее дам.
— Выкуп дашь? Вот наглец! Какой же выкуп Ты дашь мне, оборванец?
Достал Сарсембай из дупла золотой ларец, открыл перед старухой крышку. Как глянула Жалмауыз-Кемпир на бесценные сокровища, так и взвыла от жадности и выпустила девочку. Одолела в ней корысть злобу.
— Бери девчонку, бери! Давай сюда твои камешки!
Да не так-то прост Сарсембай, чтобы отдать ларец в руки старухе.
— Вот они, камешки, старая, подбирай! — крикнул мальчик и стал рассыпать алмазы во все стороны. Покатились самоцветы по земле, сверкая, как звезды. Ринулась Жалмауыз-Кемпир подбирать их в подол, а Сарсембай схватил за руку Алтын-кыз и бросился вон из юрты.
Бегут они поляной, не разбирая дороги, бегут лесом, боясь оглянуться. Секут их ветки, царапают сучья, пни и колоды преграждают путь. Совсем выбилась из сил Алтын-кыз, исколола, изранила ножки, на бегу поправляет косы, вытирает рукавом пот с лица.
И вдруг слышат беглецы за спиной шум и треск: дрожит земля, валятся деревья — гонится за ними Жалмауыз-Кемпир.
— Бежим поскорее, Алтын-кыз! — говорит Сарсембай. — Только на ноги теперь наша надежда.
А Алтын-кыз ему:
— Нет у меня больше сил, Сарсембай. Кружится голова, подламываются колени. Беги дальше один! Пока Жалмауыз-Кемпир съест меня, ты далеко успеешь уйти…
— Что ты говоришь, Алтын-кыз? Никогда я не брошу тебя. Ты мне дороже всего на свете.
Бегут опять. А Жалмауыз-Кемпир все ближе, ближе… Слышен уже ее голос. Бранится старуха, грозит:
— Все равно догоню! Все равно загрызу!
Упала Алтын-кыз, еле дышит, тихо шепчет:
— Прощай, Сарсембай!.. Оставь меня, спасайся сам… А мне уже нет спасенья…
Заплакал мальчик:
— Уж если умирать, так вместе!..
Поднял девочку с земли, посадил себе на спину и побежал, задыхаясь, вперед.
Вдруг точно из-под земли выскочил старый олень, говорит:
— Не забыл я тебя, Сарсембай. Садитесь, дети, на меня, держитесь за шею: не угнаться за мной проклятой старухе.
Вмиг принес их старый олень к высокой горе, говорит:
— Здесь вас Жалмауыз-Кемпир не найдет.
Присели дети у подножия горы, прижимаясь друг к другу, но не успели и отдышаться, как видят: поднимая тучи пыли, мчится прямо на них с воем, с визгом Жалмауыз-Кемпир.
Вскочил на ноги Сарсембай, заслонил свою подружку и, сжимая в руке острый камень, приготовился к битве.
Вдруг точно из-под земли вырос перед ними старый архар, говорит:
— Я не забыл тебя, Сарсембай. Садитесь ко мне на спину, дети, держитесь за рога. Я выручу вас из беды.
Добежала Жалмауыз-Кемпир до горы, а мальчик и девочка уже на ее вершине. Рассвирепела старуха, стала грызть гору зубами, подкапывать когтями. Зашаталась гора, вот-вот рухнет.
Вдруг слетает на гору старый орел, говорит:
— Я не забыл тебя, Сарсембай. Садитесь, дети, поскорей на мои крылья. Ты, Сарсембай, спас моего птенца, а я вас спасу.
Вспрыгнули дети на орла, взмыл орел ввысь, и в ту же минуту обрушилась гора, — обрушилась и завалила злую Жалмауыз-Кемпир.
Летит орел день, летит ночь. Под облаками летит, поверх облаков летит. И вот спускается он среди степи у аула.
Ступила Алтын-кыз на землю, огляделась вокруг и вскрикнула от радости:
— Да ведь это мой родной аул!
Выбежали на крик девочки ее отец и мать, кинулись к дочке, обнимают, ласкают, целуют.
— Где ты так долго пропадала, Алтын-кыз? Какая беда с тобой, доченька, приключилась? Кого нам благодарить за твое спасение?
Рассказала им девочка все и указала на Сарсембая:
— Вот мой спаситель!
Стоит Сарсембай, потупив глаза от смущения, запыленный, исцарапанный, в грязных лохмотьях, босой.
Подхватили его отец с матерью под руки, ввели в юрту, нарядили в лучшие одежды, усадили на почетное место.
— Оставайся у нас, душа Сарсембай, живи с нами всегда! Мы будем лелеять тебя, как младенца, будем чтить тебя, как седобородого старика.
Миновали годы. Жил Сарсембай в ауле и был неразлучен с Алтын-кыз. Труд и отдых, печаль и веселье — все делили они пополам. Не было в степи джигита удалее и достойнее Сарсембая, не было девушки на земле прекраснее и ласковее Алтын-кыз. Пришла пора их расцвета и совершеннолетия, поженились они и стали еще счастливее. Вскоре родился у них сын, первенец, — гордость отца, отрада матери.
Однажды лежал Сарсембай после работы на душистой степной траве, рядом, склонившись над ним, сидела Алтын-кыз, а сынишка прыгал у него на груди. Засмеялся от счастья Сарсембай и сказал радостно:
— Вот и исполнился тот дивный сон, что купил я в детстве за монетку у купца в караван-сарае. Поглядите-ка, люди: лежу я на драгоценном ложе — на священной земле моей родины; надо мною склонилось ясное солнце — ты, моя любимая Алтын-кыз; а на груди моей играет светлый месяц, наш милый сын, наш первенец… Какой хан не позавидовал бы мне в эту минуту!
Помянув свое горемычное детство, захотел Сарсембай взглянуть еще раз на лохмотья, в которых ушел когда-то от бая, в которых странствовал по миру и встретился в юрте кровожадной Жалмауыз-Кемпир со своей Алтын-кыз. Вынесла ему жена изорванный детский чапан. Взял его в руки Сарсембай и только головой покачал: дыра на дыре, лоскут на лоскуте… А среди дыр — карман, да не пустой: что-то в кармане есть. Что же? Сунул Сарсембай руку в карман и вынул полную горсть песку. Вспомнился ему нищий, которому он подал на базаре мелкую монетку, вспомнился странный подарок старика, и, вздохнув, он кинул песок по ветру. Подхватил ветер легкие песчинки, развеял их по степи. И покрылась степь на всем своем просторе бесчисленными стадами, табунами и отарами: превратились песчинки в могучих верблюдов, резвых коней, дойных коров, тучных баранов.
Вышли люди из аула, спрашивают:
— Чьи это бессчетные стада? Чье это невиданное богатство?
Отвечает Сарсембай:
— Мои и ваши эти бессчетные стада, ваше и мое это невиданное богатство.