Грозен был хан Аблай, грозен, жесток, немилостив. Недаром прозвали его в народе «канишер» — кровопийца. Чрево его всегда было сыто, а глаза вечно голодны, спину ему никогда не сгибала тяжесть, а нравом он был тяжелей скалы, тело его от рождения не ведало холода, а сердце до смерти было как лед. Он дитя отрывал от матери, невесту от жениха, он у всадника отбирал коня, у пешего — посох, он и дырявый тымак снимал с головы, а с простоволосых снимал голову. Живое и мертвое, ближнее и дальнее обложил он непосильной данью, требуя плату за корм и бескормицу, за погожие дни и за непогодь, за след верблюда и за дым очага. Говорил народ в горести: «Не уходит весна из страны справедливости, не приходит весна в страну произвола».
Часто Аблай со своим многочисленным войском нападал на соседние земли, и после его кровавых набегов долго в степи не росла трава.
Вернувшись с победой, хан до нового похода проводил время в пирах и забавах, затевал скачки, звериный лов, состязания и в разгульных потехах так же не знал удержу, как в безумных расправах с пленниками и подданными.
Как-то однажды, воротясь с богатой добычей из калмыцких степей, хан раскинул свои юрты в урочище Кокчетау, у подножия скалистых гор, над светлым озером Борабай, и шумно праздновал с воинами победу над враждебным племенем. Тысячу тучных кобылиц и десятки тысяч баранов закололи для пира, а кумыс лился и пенился, как горная река. Опухли языки у акынов от лести, охрипли певцы от хвалебных песен, сорок раз переменили музыканты струны на домбрах и кобызах, а Аблай требовал все новых и новых развлечений и никак не мог угомониться.
Вот в разгаре веселья встает он с многоцветного ковра, входит в юрту, куда никому не было доступа, и выводит оттуда за руку пленную девушку-калмычку, прекрасную, как солнечный день.
Когда воины увидели юную красавицу, восторженный гул пробежал по их рядам, и они уже не в силах были отвести от нее глаз.
А хан сказал громко:
— Кто хочет взять эту девушку в жены? Говорите!
Всколыхнулась толпа, протянулись к хану тысячи рук, гром голосов раскатился по окрестностям, точно это взревело стадо бешеных наров.
— Мне! Мне! Мне отдай калмычку, хан! — кричали воины, и каждый старался перекричать всех.
Только один джигит в простой одежде, с ясным взором и мужественным лицом молча стоял в стороне и с грустью смотрел на девушку. Был это самый молодой из воинов, сын пастуха — Адак.
Хан поднял руку — сразу все смолкло.
— Слишком много женихов для одной невесты! — сказал он, хохоча, и обернулся к пленнице:
— Выбери себе мужа сама, и мы тотчас справим вашу свадьбу.
Девушка была бледна и печальна, но она ответила хану с твердостью и без смущения:
— Я желала бы, тахсыр, чтобы супругом моим стал тот, кто всех превосходит доблестью и умом.
— Как же это узнать?
— Повели, хан, на вершине горы, что выше всех вознеслась над озером, утвердить на тонком древке белый стяг. Кто собьет стяг стрелою с одного раза, тот самый доблестный. Затем я расскажу сказку, и кто разгадает ее смысл, тот умнейший из всех.
— Ладно, — сказал хан.
И вот затрепетал на немыслимой высоте белый стяг, тучей взвились оперенные стрелы, дождем посыпались вниз, на скалы, ни одна не долетела до цели.
Хан рассвирепел. Схватив калмычку за косы, он бросил ее к своим ногам и занес над ней руку:
— Рабыня, ты вздумала перехитрить меня и опозорить моих воинов! Ты задала неразрешимую задачу. Нет на свете батыра, стрела которого достигла бы такой высоты.
В это время жалобный крик послышался в небе. Все подняли головы: дикая утка в испуге проносилась над горой, а за ней гнался и уже настигал ее кровожадный беркут. Вдруг завизжала над толпой чья-то стрела, вмиг сбила на лету белый стяг и, поднявшись еще выше, впилась в шею беркуту. Хищник, истекая кровью, покатился по склону горы в озеро, а утка скрылась, невредимая, в небесной синеве.
— Кто стрелял? — спросил изумленный хан.
Ответа не было.
— Кто стрелял? — повторил он.
И тогда воины разом ответили ему:
— Адак!
— Подойди ко мне, Адак, я хочу видеть тебя, батыр, сказал хан.
И когда джигит подошел к нему, он обнял его со словами:
— Хвалю тебя за выстрел, Адак. Я и не знал до этого дня, что ты и впрямь мой доблестнейший воин. Бери пленницу. Она твоя!
— Состязание не кончено, тахсыр! — сказал Адак. — У красавицы еще есть в запасе для нас сказка.
Хан взглянул на калмычку, и та, смахнув рукавом слезу обиды, поднялась на ноги и начала сказку:
— Однажды злой коршун разорил гнездо голубки и уже готов был растерзать ее птенца. Голубка с воплем полетела над степью и встретила сокола. Узнав о ее горе, сокол набросился на коршуна и размозжил ему голову.
«Чем мы тебя отблагодарим, наш спаситель?» — спросила голубка.
И сокол сказал:
«Пусть дочь твоя, когда окрепнут ее крылья, явится ко мне, чтоб я мог вырвать у нее из груди себе на обед кусок мяса».
Прошло много дней. Сокол давным-давно забыл об этом случае, а старая голубка всегда помнила о нем и совсем зачахла от тревоги, глядя, как подрастает ее дочь. А дочь, расцветая с каждым часом, к поре юности сделалась первой красавицей среди птиц.
Ее полюбил храбрый кречет, и она полюбила его.
— Будь моею навеки! — умолял кречет.
Но юная голубка отвечала:
— Прежде я исполню свой долг перед соколом. — И она рассказала возлюбленному о своем спасении.
— Отправляйся в путь, — сказал кречет, рыдая. — Данное слово превыше счастья. Я не могу удерживать тебя.
Обливаясь слезами, простились жених и невеста, и голубка полетела через всю степь на розыски сокола.
По дороге на нее напал ястреб. Он хотел ее заклевать, но, выслушав рассказ странницы, тронулся ее благородством и отвагой и отпустил.
Потом ее настигли три филина. Но и те, узнав о ее подвиге и о том, что ее пощадил ястреб, тоже не тронули голубку.
И вот разыскала голубка в дальнем краю аул сокола.
— Кто ты? — спросил сокол красавицу.
Она напомнила ему былое. Сокол сказал:
— Не видел птицы прекраснее и чище сердцем, чем ты. Но я пошутил, взяв когда-то с матери твоей слово. Не для того я спас тебя в младенчестве, чтобы надругаться над тобой в юности. Лети с миром домой, к своему жениху.
В безмерной радости понеслась голубка назад, к милому кречету, и уже была совсем близко от родного гнезда, как вдруг схватил ее безжалостный беркут и унес, не внимая мольбам и стонам, в чужую страну. И кто знает, что сталось с бедной птицей в его беспощадных когтях…
Никто не проронил слова, не звякнула кольчуга, не плеснуло озеро волной, не шелохнулся степной ковыль, пока девушка не закончила свой рассказ, и сам хан долго сидел в раздумье. Адак
— Затейлива, мудрена твоя сказка, — наконец промолвил хан. Можешь ли ты разгадать ее, Адак?
— Могу, — ответил джигит. — Но прежде, великий хан, обещай мне при всех воинах, что за мои слова не казнишь пленницу и не станешь мстить ни ей, ни мне.
— Обещаю! — сказал хан, сгорая от любопытства. — Говори скорей!
Адак заговорил:
— Не сказку вы все слушали сейчас, а горестную быль: красавица рассказала в ней о самой себе. Когда эта девушка была еще малюткой, их юрту разграбил степной разбойник, но некий великодушный батыр, случившись поблизости, спас от смерти дитя и покарал грабителя. В шутку батыр высказал желание, чтобы девочка, достигнув совершеннолетия, явилась к нему и стала его женой. Текло время. Девочка выросла и стала такой, какой вы видите ее перед собою. Она полюбила достойного джигита. Но когда тот посватался к ней, она открылась ему во всем, и джигит, отказавшись от собственного счастья, подтвердил, что для честного человека изменить слову — хуже смерти.
Нелегок был путь девушки к батыру. В один из дней на нее напал какой-то чужеземец, но, узнав необыкновенную историю путницы, он проникся к ней почтением и не тронул ее. Затем ее перехватили в безлюдной степи три вора. Пораженные смелостью и стойкостью девушки, они тоже отпустили ее, говоря:
— Ужели мы хуже диких зверей и обидим бесстрашную, которую пощадил даже безвестный иноземец!
После долгих скитаний красавица отыскала стоянку батыра. Что сказал ей при встрече этот благородный человек, вы знаете из сказки.
И вот, когда в надежде и радости девушка возвращалась в родные места к своему жениху, ты, хан, приметил ее в калмыцкой степи, как безжалостный беркут, схватил и увез в плен на чужбину. И кто знает, какая судьба ожидает несчастную в твоих руках.
— Правду говорит Адак? — спросил хан у девушки.
— Адак сказал правду, хан, — отвечала калмычка.
Хан нахмурился и, сдерживая гнев и досаду, сказал:
— Что толковать о судьбе пленницы, если она уже решена… Ты, Адак, выиграл ее в состязании. Отдаю ее тебе, и пусть она будет твоей женой по уговору.
Воины с завистью повернулись к Адаку, и калмычка тоже пристально глядела на него, точно чего-то ожидая. А молодой батыр усмехнулся и сказал:
— До сегодняшнего дня, хан, ты не знал моей доблести и не подозревал, что в голове беднейшего из твоих воинов есть разум, сердца же моего ты не знаешь и сейчас. Как могу я взять то, что мне не принадлежит! Разве я бесчестнее презренных воров, что, обирая беззащитных, все же пожалели юную невесту? Но раз ты мне даришь пленницу, я вправе по-своему распорядиться ее судьбой. Садись, красавица, на моего коня и скачи к своему возлюбленному, да будет с тобой счастье в пути и в дальнейшей жизни!
Замерли воины от таких слов. Молчал и хан Аблай. А девушка поклонилась Адаку и проговорила в волнении:
— Спасибо тебе, Адак, лучший из людей, за твое милосердие! Признаюсь тебе, если бы ты захотел взять меня в жены, я бросилась бы в озеро Борабай и нашла бы свое избавление на его холодном дне. Но ты, джигит, возвратил мне жизнь и веселье. Будь моим названым братом, будь моим провожатым в пути и драгоценным гостем на моей свадьбе!
Тут все воины стали обнимать Адака, восхищенные его поступком, и они упросили хана отпустить товарища погостить у девушки.
Вскочили Адак и красавица калмычка на тулпаров-коней, натянули поводья и вихрем помчались по степи.