Случилось это в годы Хорэки. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацумаэ отплыл парусник. Было на нем семь человек команды во главе с кормчим Магоскэ. Они возвращались к себе на родину в Ниигата.
На третий день стал уже маячить вдали остров Садо и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало все сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ:
— Бросай груз за борт! Руби мачты!
Но тут набежала волна, высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и мат росы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску.
Море понесло его вдаль, словно обломок корабля. Дождь и ветер слепили его.
Лишь иногда удавалось ему, поднявшись на гребень волны, поглядеть вдаль, не покажется ли где парус? День склонился к вечеру, начало темнеть. Одна за другой набегали волны, похожие на громадных китов, подымали его на спину и снова бросали в пучину.
Магоскэ не мог понять, куда его несло течением, где берег, а где открытое море. Настает ночь, а навстречу ему не попалось ни одного корабля.
В отчаянии Магоскэ то умолял бога Компира о Спасении, то давал обеты богу Ияхико… Цепляясь за тонкую доску, он летел с гребня волны в пучину. Казалось ему, вот он, конец, пришел, но новый вал подхватывал его и выносил наверх.
Магоскэ было уже совсем отчаялся, как вдруг услышал громкие крики:
— Руби мачты! Бросай груз за борт! Держи руль! Прямо на него в ночном мраке несся какой-то
Корабль. Собрав последние силы, Магоскэ завопил:
— Спаси-ите! Тону-у!
Вдруг он совсем близко от себя увидел полуразбитый корабль. Человек десять команды цеплялись за него, крича во весь голос.
Люди эти не походили на живых. Иссохшие, с синими лицами, они были видны, как смутные тени, в такой кромешной тьме, где, казалось, глаз ничего не мог бы различить. Весь корабль тоже выступил из мглы, не сливаясь с нею. Крик замер на губах Магоскэ. Корабль прошел справа от него и быстро стал удаляться.
Вдруг послышался отчаянный вопль многих голосов: «А-а-а!» И в тот же миг корабль разбило в щепы, а цеплявшиеся за него люди словно растаяли. Крики их стихли, только страшно грохотали волны.
«Корабль-призрак!» — подумал Магоскэ; вспомнились тут ему все страшные рассказы об этом корабле. Теперь он был рад, что один остался.
Но вдруг опять послышались крики:
— Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! Погибаем! — И корабль-призрак появился снова. И снова люди цеплялись за него, призывая на помощь. Набе жала волна и разбила корабль в щепы… Раздался опять тот же самый дикий вопль — такой ужасный, что, казалось, никто не мог бы услышать его дважды и остаться в живых. Виденье исчезло, лишь страшно загудели волны.
Не успел Магоскэ перевести дух, как снова ветер донес до него крики:
— Руби мачты! Груз за борт! Держи руль!
И все повторилось снова. Мольбы, призывы, проклятья, последний вопль погибающих… Неужели этому не будет конца? Сердце Магоскэ замирало, душа у него готова была расстаться с телом, но он не выпускал доски из рук и все-таки держался на воде.
Наконец забелел рассвет. С первыми его лучами корабль-призрак исчез навсегда. Ветер и дождь стали утихать, волны немного улеглись. Три дня носился Магоскэ по волнам и вконец обессилел от усталости и голода. В глазах у него было темно, руки одеревенели… К чему было дальше надеяться? Жизнь уже покидала его, как вдруг в море что-то мелькнуло… На волнах качалась связка соломы. Магоскэ поймал ее. Внутри, в полотняном мешочке оказались две сухие плети со стручками красного перца. Магоскэ съел стручков десять — и воспрянул духом. А тут вскоре его заметили с корабля, вытащили из воды и благополучно доставили в залив Ниигата, назад к родным берегам.