Никто уж и не вспомнит, когда это было, однако случилась эта история у подножия древней горы. Там жили всего два человека. Один был очень богат и звали его Тензин, второй был нищ и откликался на имя Пурбу. Пурбу каждый день рубил дрова и, продавая их, зарабатывал тем самым себе на жизнь. Отправляясь на гору, он всегда брал с собой на обед немного цампы — чтобы набраться сил и нарубить побольше дров.
На горе никто не жил, однако на ее каменном склоне было высечено изображение льва. Никто не знал, откуда оно взялось или чьей рукой было создано. Каждый день, собрав вязанку дров, Пурбу присаживался возле каменного льва, чтобы съесть свой обед. И каждый раз он подносил к пасти каменного льва пригоршню пака со словами: «Пожалуйста, брат Лев, отведай немного цампы!» Затем он клал еду в львиную пасть. И так продолжалось день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
Однажды Пурбу, как обычно, дал каменному льву немного цампы, но стоило ему завершить свою речь, как зверь открыл пасть и сказал: «Спасибо, брат Пурбу. У тебя и вправду доброе сердце. Хотя тебе и самому не хватает, ты всегда готов поделиться со мной. Как мне тебя отблагодарить?»
Когда лев заговорил, Пурбу потерял дар речи от изумления. И только поняв, что тот не хочет причинить ему зла, он вновь вздохнул свободно. А затем повел со львом беседу. «Брат Лев, нас с тобой постигла одна участь. О тебе тоже некому позаботиться, и мы оба горюем в одиночестве. Так как же мне не поделиться с тобой тем малым, что у меня есть? И какая досада, что я так беден. Мне никогда не удастся утолить твой голод».
Каменный лев ответил: «Ты поистине честный человек. Пожалуйста, приходи сюда завтра рано утром, до того как взойдет солнце, и принеси с собой мешок. Я хочу оказать тебе услугу». Пурбу согласился и отправился со своими дровами домой.
На следующий день Пурбу до рассвета пошел, как обычно, на гору со своим топором и маленьким мешочком цампы. Он остановился перед каменным львом, и тот приветствовал его словами: «Итак, ты пришел, брат».
И только тогда Пурбу вспомнил то, что каменный лев сказал ему накануне, и ответил: «Конечно».
«Положи руку в мою пасть, когда я ее открою, и ты найдешь там золото. Пожалуйста, возьми столько, сколько уместится в твой мешок. Но помни: руку нужно вынуть наружу до восхода солнца, потому что тогда я закрою пасть».
«Хорошо», — заверил льва Пурбу
Как только каменный лев открыл свою пасть, Пурбу закатал рукава и засунул руку внутрь. И, конечно же, там оказалось золото. Вскоре мешочек был полон. И тогда Пурбу сказал: «Брат Лев, я так благодарен тебе!» Лев ответил, что можно было бы взять больше, если бы мешочек не был столь мал. Пурбу показал льву свой мешок и сказал, что этого ему хватит до конца жизни. В этот момент взошло солнце. Каменный лев закрыл пасть и вновь стал недвижим. Тогда Пурбу продолжил рубить дрова и, набрав вязанку, отправился домой, радуясь своему нечаянному богатству.
На это золото Пурбу купил продовольствия и одежды и обустроил дом со двором. К тому же он женился на хорошей расторопной девушке. Теперь ему больше не о чем было беспокоиться.
Богач Тензин не мог не заметить того, что Пурбу разбогател за одну ночь. Он сказал себе: «У этого несчастного не было даже волоска со старой ослиной шкуры, а теперь у него есть стада и большой дом с погребом, полным еды. Как же ему досталось все это — обманом?
Или, может, он кого ограбил?» В любом случае он должен был все разузнать. Тензин решил ненароком навестить Пурбу, будто лишь затем, чтобы поприветствовать его. Для начала он сказал ему много льстивых слов, а затем спросил Пурбу, как же ему удалось разбогатеть?
Пурбу был простым человеком и очень наивным, поэтому он все подробно рассказал Тензину. Когда тот услышал историю о соседском богатстве, то им завладела черная зависть. Он едва смог себя сдержать. Испустив тяжелый вздох, он сказал: «Мне никогда не выпадала такая удача. Почему же мне никак не повезет?» Тензин погрузился в раздумья о том, как бы ему использовать эту возможность для того, чтобы сказочно разбогатеть. Он задал Пурбу много вопросов: где именно можно найти льва, как накормить его цампой, как рубить дрова и даже когда лучше идти на гору и спускаться вниз. Он вернулся домой лишь тогда, когда решил, что все теперь знает.
В эту ночь Тензин не сомкнул глаз. На следующий день он надел на себя поношенный чупа из бараньей шкуры и, взяв топор, веревку и мешок цампы, отправился до рассвета в гору.
С того дня Тензин каждый день ходил на гору, делил свою цампу с каменным львом и пытался его разговорить. Прошло много дней, но каменный лев так и не открыл своего рта. Тензин начал терять терпение. Его мучили мысли о том, не стал ли он жертвой обмана, или, может, он давал каменному льву недостаточно цампы? Но золото манило Тензина, и он терпел. Наконец долгожданный момент настал.
Однажды каменный лев заговорил с ним: «Друг, ты кормишь меня каждый день. На этот раз я доставляю тебе такое беспокойство в последний раз».
Тензин был вне себя от радости, услышав льва, и сказал: «Ничего, я не против, хотя моя семья очень бедна».
Каменный лев продолжил: «Не волнуйся. Принеси завтра с собой мешок, и я тебе кое-что дам». Услыхав последнюю фразу, Тензин потерял голову от счастья и без промедления согласился.
На следующий день он встал очень рано и пошел ко льву, взяв с собой огромный мешок. Лев предупредил его о том, что руку нужно вытянуть наружу до того, как взойдет солнце.
«Конечно, конечно!» — нетерпеливо кивнул Тензин и попросил льва побыстрее открыть рот. Когда лев раскрыл пасть, Тензин начал вытаскивать оттуда одну горсть золота за другой.
Каменный лев напомнил ему: «Друг мой, у тебя уже предостаточно золота. Солнце, встает!»
Продолжая засыпать золото в мешок, Тензин объявил, что еще пара горсточек и тот будет полон. Но мешок оказался слишком велик, и в нем все еще оставалось место.
И вновь лев предупредил Тензина, но тот и не думал останавливаться. Когда он сунул руку в львиную пасть в последний раз, на востоке вспыхнуло солнце. Оно взметнулось ввысь и повисло над вершинами гор, посылая лучи во всех направлениях и окрашивая все в красный свет. Каменный лев захлопнул пасть.
Тензин не смог вытянуть руку, и ему не осталось ничего другого, как горько заплакать: «Рука! Моя рука!»