Весеннее половодье было в самом разгаре. Кругом разлилась река, затопила луга, болота и даже прибрежный лес.
Среди этого моря воды, будто острова, темнели холмы, поросшие кустами и низкорослым корявым дубняком.
Ярко светило солнце. Над водою кружились чайки, изредка проносились утки. Вытянув длинные шеи и быстро махая крыльями, они летели к берегам в тихие, спокойные заводи.
Ни одна из них не подлетала на выстрел, и я только напрасно держал наготове ружье.
Мой приятель Иван Кузьмич, старый охотник, сидел на корме и, ловко подгребая одним веслом, направлял лодку к небольшому островку. Там мы хотели устроить шалаши и на заре покараулить селезней.
Вода прибывала. Это можно было заметить по усилившемуся течению и по тому, что мимо нас по разливу все чаще и чаще проплывали сучки, ветки и охапки сухого прошлогоднего сена.
— Погляди, что с птицей-то делается, — указал мне Иван Кузьмич.
Тут я только заметил, что количество птиц над разливом значительно увеличилось. Помимо чаек, над водой и, в особенности, около мелких островков, исчезавших прямо на наших глазах, летали и кружились вороны, коршуны, сарычи.
Поминутно то одна, то другая птица камнем бросалась в воду и взлетала, держа пойманную добычу.
— Ну, теперь мышам карачун пришел, — пояснил мой приятель. — Вода прибывает, куда деваться? Приходится плыть, а на открытой воде не больно схоронишься. Ишь, как хватают! Теперь птице раздолье.
Неожиданно Иван Кузьмич резко повернул лодку в сторону.
— Постой, постой, куда ты, дурень? Утонешь ведь! — И с этими словами он быстро опустил руку за борт, поддел кого-то ладонью и посадил в лодку.
Ну и пассажир! На дне лодки, фыркая и отряхиваясь от воды, сидел ежик.
Иван Кузьмич тронул его кончиком сапога. Еж сейчас же сердито запыхтел и свернулся в клубок.
— Вот тебе и раз!-засмеялся товарищ. — Я же его, можно сказать, от погибели спас, а он со мной знаться не хочет. Ну, пыхти, пыхти, если ты такой сердитый.- И Иван Кузьмич, не обращая больше внимания на ежа, снова направил нашу лодку к намеченному заранее острову.
Мы проплывали мимо полузатопленного дерева. Взглянув на его нижние ветви, почти касавшиеся воды, я сразу даже не понял, что такое на них — не то серые прошлогодние листья, не то какие-то комочки грязи. Да вовсе нет — это все мыши-полевки и водяные крысы взобрались на сучья, спасаясь от полой воды. В густых сучьях их не могли заметить и пернатые хищники.
— У-у, поганцы! — сурово проворчал Иван Кузьмич.- Брысь отсюда! — И он сильно стукнул веслом по сукам.
Что тут только поднялось! Вода под деревом будто закипела от бросившихся в нее сотен зверьков.
Мы быстро отплыли в сторону, а возле затонувшего дерева уже кружились вороны и другие птицы, выхватывая из воды добычу.
— Как скоро заметили,- усмехнулся Иван Кузьмич.- Ну и глазищи! Вот бы нам с тобой! Ни одна бы дичь тогда не ушла.
— А это кто же плывет? — спросил я, указывая на движущуюся в воде темную головку зверька.
Мы догнали бойкого пловца. Заяц! Вот так история! Я и раньше знал, что этот зверек в случае крайней нужды может плавать, но никогда не думал, что он плавает так хорошо.
И все-таки вряд ли ему удалось бы благополучно
Добраться до берега. Плыть предстояло еще далеко, а главное, крылатые хищники разве дали бы ему добраться?
Заметив приближение лодки, заяц пытался от нас удрать, но быстрее плыть он уже не мог. Зверек начал шлепать по воде лапами, поднимая брызги.
Мы тут же его настигли. Я схватил косого за уши и тоже втащил в лодку.
— Ну, дед Мазай, а куда сажать будешь? — весело крикнул мой спутник.
Действительно, сажать зайца было некуда, а отпускать нельзя — он сейчас же опять прыгнет в воду,
— Ба! А сетка на что?
— Это верно.
Я опять поднял зверька за уши. Иван Кузьмич подставил сетку для дичи, и в один миг живой заяц сделался охотничьим трофеем.
— Вот теперь надень сетку через плечо и будешь не дед Мазай, а барон Мюнхаузен, — рассмеялся товарищ. — Скажешь, что у тебя зайцы сами живьем в сетку прыгают.
— Ладно, ладно, нечего смеяться, — ответил я.- У нас еще твоя сетка есть. Посмотрим, какого зверя ты в нее посадишь.
Мы поплыли дальше, внимательно осматривая тихую гладь воды и желая поскорее заметить еще кого-нибудь из тех, кому понадобилась бы наша помощь.
— Эй, кумушка, куда же ты забралась? — воскликнул мой приятель и повернул лодку в сторону.
Впереди из воды торчало толстое спиленное дерево, и на его верхнем конце над водой копошилось что-то ярко-рыжее.
Да ведь это лиса! Вот куда ее загнала вода!
Заметив нас, лисица засуетилась и, не подпустив лодку шагов на сто, бросилась в воду и поплыла.
— Тебя не догонишь! — покачал головой Иван Кузьмич. — Ну что ж, плыви, если в компанию к нам не хочешь.
Мы поплавали еще по разливу, но сетка приятеля так и осталась пустой, больше «добычи» нам не попалось.
Наконец мы подплыли к намеченному островку, вытащили на берег лодку и покрепче привязали к дереву. Вода все прибывала, лодку могло унести.
Остров, на который мы высадились, был хотя и довольно большой, но низкий, его быстро заливало водой.
— На другой надо ехать, какой повыше, — решил Иван Кузьмич.
— А давай-ка пройдемся по этому, — предложил я, — посмотрим, кто здесь спасается.
Мы пошли в глубь острова.
— Держи, держи! — неожиданно крикнул приятель.
Из-под самых ног у него выскочил заяц и огромными прыжками пустился наутек.
Пройдя немного, мы выпугнули из кустов еще двух зайцев.
— Жаль косых, — сказал Иван Кузьмич.- Зальет островок — и капут им. Куда поплывешь?
— А нельзя ли их как-нибудь поймать и на берег переправить? — спросил я.
— Да разве их голыми руками поймаешь? — ответил приятель. — Если бы сеть была, тогда другое дело.
Мы вошли в небольшой дубовый лесок.
— Кто же там ходит? Кажется, лошадь. Но зачем она сюда попала?
Мы подошли поближе.
— Это же лось, — тихо сказал Иван Кузьмич. — Чудно! Чего ж он тут околачивается? Давно бы уплыл. Ведь ему переплыть такой разлив — раз плюнуть.
Но лось, даже заметив нас, видимо не собирался покидать остров. Он только беспокойно забегал между деревьями, прижимая уши и сердито топая ногами.
«Почему он не убегает?» Мы подошли еще ближе.
Тогда лось отбежал на самый мыс и остановился там у воды, тревожно поглядывая в нашу сторону.
— Э-э, глянь-ка сюда! — окликнул меня приятель, указывая под дубовый куст.
Я подошел.
Под кустом, среди прошлогодней листвы, лежал лосенок. Он лежал неподвижно, прижавшись к земле и совершенно сливаясь с окружающей серовато-желтой листвой. Издали его можно было принять скорее за холмик земли, чем за живое существо.
— Вот, значит, в чем тут дело, — сказал Иван Кузьмич. — Он тут на островке и родился, а это матка его, лосиха, — кивнул он в сторону мыса, где все так же взволнованно перебегал с места на место огромный, похожий на бурую лошадь дикий зверь.
— Ах ты, малышка! — добродушно засмеялся Иван Кузьмич, глядя на затаившегося лосенка. — Лежит, не шелохнется, а у самого небось душа в пятки ушла. Да и как не уйти, когда два таких страшилища заявились! Стоят над тобой и не уходят. А ты, дружок, нас не бойся, мы тебе зла не сделаем, наоборот — от беды спасем. — Иван Кузьмич поглядел на меня и сказал: — Надо его на берег переправить, а то как вода придет, так ему здесь и крышка.
— А как же лосиха? Где же она его там, на берегу, искать будет?
— Найдет, об этом не беспокойся. — Иван Кузьмич снял с себя ватную куртку и, осторожно нагнувшись, сразу накрыл ею лосенка. — Вот и попался!
Лосенок мигом очнулся от своего оцепенения; он забился, стараясь вырваться, и жалобно запищал.
В тот же миг в стороне послышался треск сучьев, какой-то глухой храп.
Я оглянулся и невольно схватился за ружье: бешено всхрапывая, угрожающе топая ногами, к нам бежала лосиха.
Страшен вид разъяренного зверя, когда он защищает своего детеныша. Шерсть на загривке у лосихи поднялась дыбом, уши приложены, ноздри яростно раздулись, из полуоткрытого рта вырывался не то сдавленный стон, не то какое-то мычание.
Не замечая ничего кругом, она наткнулась на молодую березку. Удар ноги — и деревце, будто срубленное, полетело в сторону.
— Пальни, вверх пальни! — крикнул мне товарищ, пятясь за дерево, но не выпуская из рук лосенка.
Я вскинул ружье и выстрелил. Лосиха шарахнулась в сторону, отскочила на несколько шагов и остановилась.
— Дуреха, мы ж твоего дитенка спасаем, а ты на нас! — укоризненно проговорил Иван Кузьмич.
Мы направились к берегу, и лосиха, громко, отрывисто охая, побежала за нами, лесом. Она поминутно останавливалась и тревожно глядела на нас. Страх за детеныша на время победил у нее даже страх перед человеком.
Мы отвязали лодку и поплыли. Товарищ снова взялся за весло, а мне передал лосенка.
Малыш, угревшись в теплой куртке, совсем успокоился. Он больше не вырывался и не кричал, а только пугливо озирался по сторонам своими большими темными глазами. Казалось, он искал свою мать.
— Назад обернись, гляди, — сказал мне Иван Кузьмич.
Я оглянулся. Позади лодки, немного в стороне, из воды высовывалась горбоносая морда плывущей лосихи.
— Видал? Вот что значит мать-то.
Вдали показался берег. Все ближе и ближе. Вот уже лодка чиркнула о дно мелководья и остановилась.
Мы вынесли лосенка на берег, опустили на землю и отошли к кустам. Но малыш, видимо, настолько растерялся, что даже не побежал прочь. Он встал на свои еще некрепкие ножки, огляделся и вдруг побрел прямо к нам.
— Ну, вот те и на! — развел руками Иван Кузьмич. — Иди-ка ты лучше к матери, вон она уж на берег выскочила.
Выбежав на сухое место, лосиха издала негромкий, очевидно призывный, звук. Лосенок мигом обернулся, насторожил уши и нетвердыми шажками побежал на зов.
— Беги, беги. Тут-то, брат, попривольнее будет,- ласково проговорил ему вслед Иван Кузьмич.
Мы сели в лодку и поплыли к острову городить шалаши.