Пришла весна. Растаял снег. Из южных стран вернулись перелетные птицы.
— Скорей, скорей домой! — кричали они на все лады, торопясь в родные края.
С их прилетом поля и леса сразу ожили. Сколько повсюду песен, свиста, крика!
Над полем высоко в небе, словно серебряные колокольчики, звенели жаворонки. В лесу заливались пеночки, зяблики, соловьи… Всех певцов и не перечесть.
У некоторых птиц и голоса-то для пения нет, но и они тоже от других не отстают, стараются кто как умеет.
Длинноносый кулик-бекас взлетел над болотистой низиной, а оттуда — стрелою вниз. Несется к земле, сам хвост веером растопырил. Перья в хвосте у него жесткие, колеблет их ветер, будто на струнах играет. Здорово получается, словно барашек в небе заблеял: бе-э-э-э!.. Так бекас на собственном хвосте и разыгрывает в воздухе свою весеннюю песенку.
А пестрый дятел уселся на самый верх сухой, сломанной елки да как начнет колотить клювом по дереву: трррр, трррр! Далеко разносится по лесу частая барабанная дробь.
Так разные птицы, каждая по-своему, но все одинаково радостно приветствовали весну.
Но, радуясь приходу весны, птицы не забывали и о другом, о самом главном: что настала пора вить гнезда, нести в них яйца и выводить птенцов.
Разлетелись птицы по рощам, садам и лесам, каждая присмотрела себе для гнезда подходящее место.
Одни кукушки совсем и не думали об устройстве гнезд. Прилетели они в наши края довольно поздно, уж почки на березах полопались. Но, возвратившись в родные леса, кукушки не торопились заняться делом. С утра до вечера они только и знали, что играть друг с другом в прятки. Одна спрячется в самую чащу и кричит оттуда: «Ку-ку, ку-ку!» А другая летает по лесу, ищет ее.
В таких играх и не заметили, как весна почти уж прошла; скоро пора детей выводить, а у них и гнезд еще нет. Как быть?
Посоветовались кукушки между собой и решили: «К чему нам зря трудиться, гнезда вить? Попросим лучше других птиц, чтобы те разрешили подложить яйца в их гнезда. Не все ли птицам равно, сколько яиц насиживать? Одним больше, одним меньше, никакой разницы нет».
Вот одна из кукушек и полетела чужие гнезда разыскивать. Подлетела к старой березе, глядит — на толстом суку возле ствола что-то темнеет, будто древесный нарост. Начала кукушка его разглядывать — да это вовсе и не нарост, а птичье гнездо. Ловко оно устроено: свито из тонких прутиков, из сухих прошлогодних стеблей. А чтобы кто-нибудь из врагов гнездо не заметил, в стенки его вплетены лишайники разные, те самые, что на деревьях растут; и ленточки березовой шкурки тоже в стенки гнезда вплетены. Хорошо замаскировано гнездышко, не скоро его заметишь.
«Чье же это жилище?» — заинтересовалась кукушка и подлетела совсем близко к березе.
— Тебе что здесь нужно? — недовольно спросила птичка зяблик, выглядывая из гнезда.
— Мне надо яйцо снести, а гнезда нет, — отвечала кукушка. — Разреши снести яйцо в твое гнездо. Ты все равно свои яйца высиживаешь, птенцов выводишь, заодно и моего вместе с другими выведешь.
— Что ты, что ты! — запротестовала птичка зяблик. — У меня и так в гнезде много яиц. Я еле-еле с ними справляюсь, а ты еще хочешь добавить. Нет, лети лучше подальше в лес, может, кого-нибудь из птиц и уговоришь вывести за тебя детей.
Нечего делать, полетела кукушка дальше.
Смотрит — на полянке густая липа стоит, а на концах ветвей у нее покачивается плетеная корзиночка.
«Вот так находка! — обрадовалась кукушка. — Значит, и трудиться строить гнездо не нужно». И она уже хотела забраться внутрь.
Вдруг из «корзиночки» показалась головка иволги.
— Ты зачем к моему гнезду подбираешься? — рассердилась она.
— А я и не знала, что это твое гнездо, — отозвалась кукушка. — Не бойся, я не собираюсь у тебя его отнимать. Позволь мне только снести туда одно яичко.
— Не позволю! — возмущенно ответила иволга. — Потрудись-ка лучше, сама устрой гнездо, тогда и неси в него свои яйца.
— Нет, мне что-то не хочется свое гнездо устраивать, — покачала головкой кукушка и умчалась прочь.
Летает она по лесу, каждое дерево, каждый кустик осматривает. Глядит — на склоне оврага растет дикая яблоня, во все стороны сучья раскинула. А в самой развилке сучков темнеет птичье гнездо. Да так хорошо, прочно оно устроено, все стенки даже глиной промазаны.
Хотела кукушка поближе к нему подобраться, но тут ей навстречу дрозд. Летит, а сам шумит, трещит на весь лес:
— Уходи отсюда! Зачем прилетела? Разве не видишь, здесь наше гнездо!
Стала просить кукушка дрозда разрешить ей снести в его гнездо свое яичко. Но дрозд и слушать не хочет. Знай кричит:
— Почему ты сама гнездо не вьешь, зачем по чужим шатаешься?!
Так и прогнал.
Не знает кукушка, куда же ей дальше лететь, кого еще попросить. Уж очень не хочется ей самой за устройство гнезда приниматься. Полетела она еще дальше по лесу да и присела слегка отдохнуть на сухую осину.
Смотрит — в стволе круглая дырочка. Заглянула туда, а внутри ствола дупло выдолблено, а в нем тоже гнездо. Сидит в гнезде пестрая птица дятел, сидит, яйца насиживает.
— Здравствуй, дятел! — сказала кукушка. — Разреши мне в твое гнездо яйцо подложить.
— А почему ты сама дупло не выдолбишь? — спросил дятел. — Здесь много сухих деревьев. Хочешь, я тебе покажу?
— Нет, я дупла долбить не умею, — недовольно ответила кукушка. — К чему мне трудиться? Я и так в чужие гнезда свои яйца пристрою.
— Ну тогда убирайся отсюда, если ты такая лентяйка! — рассердился дятел. — А то я как вылечу из дупла, живо тебя прогоню!
Но кукушка не стала этого дожидаться и быстро шмыгнула в кусты орешника.
А под кустом, на земле, среди сухой травы и прошлогодних опавших листьев, тоже гнездо устроено, да такое уютное, аккуратненькое, свито оно из сухих стебельков.
В гнезде сидит буроватая птичка. Прижалась, и не видать ее, будто темный прошлогодний листок; рядом пройдешь — не заметишь. Но зоркая кукушка вмиг разглядела затаившуюся в гнезде птичку и подлетела к ней.
— Как тебя звать? — спросила она.
— Меня зовут соловей, — ответила птичка. — А что тебе от меня нужно?
— Совсем пустяки, — небрежно ответила ей кукушка. — Будь добра, слети на минутку с гнезда, а я туда свое яйцо положу. Яйцо у меня маленькое, никакого места в твоем гнезде не займет, зато ты окажешь мне большую услугу — вместе со своими птенцами и моего кукушонка выведешь.
— Но позволь, — удивилась птичка, — а почему же ты сама не вьешь гнезда и не выводишь детей?
— Я, знаешь, не очень люблю с этим делом возиться, — призналась кукушка.
— Не любишь о детях заботиться? — возмутилась птичка. — Делай тогда как знаешь, а я и слушать тебя не хочу! — И она отвернулась прочь.
«Куда же теперь лететь, кого же еще просить? — даже растерялась кукушка. — Видно, никто из птиц добровольно не согласится насиживать мои яйца, выкармливать моих кукушат, придется пуститься на хитрость».
И вот кукушка начала осторожно перелетать с дерева на дерево, прячась за ветки. Перелетает, а сама выглядывает, нет ли такого гнезда, с которого птичка-хозяйка слетела, чтобы поесть или крылышки поразмять. Летала, летала и натолкнулась наконец на пустое гнездо. Оно было устроено в широком дупле старой ольхи. Кукушка воровато оглянулась по сторонам: птички — хозяйки гнезда — поблизости не было видно.
«Ну, нечего время даром терять», — решила плутовка.
Снесла яйцо и быстро подложила его в гнездо. В нем уже лежало несколько яичек.
«Пускай выводит и моего птенца, — подумала кукушка, — а я тем временем поищу другие гнезда и в них тоже положу по яичку».
Так она и сделала. Выбрала удобное время, когда птицы отлучались от гнезд, и разложила по ним свои яйца. Теперь все было в порядке: яйца по чужим гнездам разложены, значит, другие птицы выведут из них кукушат, будут кормить их, охранять от врагов, а кукушке не о чем и заботиться, может снова летать по всему лесу и ловить на завтрак и на обед мохнатых гусениц. Этих гусениц прочие птицы почти не ловят. Одни кукушки до них охотницы.
Разбросав яйца по чужим гнездам, кукушка ни разу и не подумала о том, что с ними будет дальше, ну хотя бы с самым первым из них, которое она отложила в дупло старой ольхи.
А случилось с ним вот что.
Хозяйка гнезда в дупле — серая мухоловка — вскоре вернулась насиживать яйца. Она, конечно, и не заметила, что у нее в гнезде прибавилось еще одно яичко. Ведь кукушкины яйца маленькие, пестренькие, очень похожи на яйца других мелких птиц.
Много дней серая мухоловка упорно сидела в гнезде. Наконец из яиц вылупились голые, слепые птенцы.
Сперва они только беспомощно копошились в гнезде, но потом чуточку поокрепли и начали поднимать головки, широко раскрывали рты и пищали, прося, чтобы родители их накормили.
Немного позднее других из пестренького яйца вылупился последний птенец. Он был крупнее других и ужасный непоседа: все время ворочался в гнезде, расталкивая своих сестер и братьев.
— Ах, какой он бедовый! — говорила, любуясь птенцом, птичка-мать своему дружку, серому мухолову.
— Очень шустрый! — одобрительно кивнул головкой папа-мухолов. — Вот посмотришь, он самый первый начнет летать, ловить мушек и комаров. Но и другие детки тоже молодцы, — добавил он. — Видишь, как они поднимают головки и открывают рты!
Однако любоваться птенцами родителям было некогда. Попробуй-ка накорми этих горластых обжор!
С утра до ночи взрослые мухоловки летали по окрестным рощам, ловили мушек и кормили своих ненасытных птенцов. А в гнезде тем временем творилось что-то неладное — птенцов в нем оставалось все меньше и меньше. Но птички-родители не умели считать и не примечали каждого птенчика, да и где тут приметить, успевай только подлетать к гнезду и совать в открытые рты комаров да мошек. А сколько открылось ртов — кто их знает.
Но куда же девались птенцы из гнезда? Уж не повадился ли туда какой-нибудь хищный зверек? Нет, в гнездо мухоловок никто из зверьков не лазил. Происходило в нем вот что. Шустрый птенец, тот, что вылупился из яйца самым последним, оказался отчаянный буян. Он все время возился в гнезде и подлезал под других птенцов. Подлезет, а потом поднатужится, приподнимется да и выпихнет птенчика за край гнезда. Одного выпихнул, другого, третьего… Попа́дали они на землю в густую траву, а там их сразу же разыскал обжора еж. Ему только подавай еду: лягушка ли попадется, мышонок или птенец — все равно съест.
Вскоре непоседа птенец повытолкал из гнезда всех своих сестер и братьев. Один остался. Но птички-родители и тут ничего не заметили. Подлетают к гнезду, а оттуда навстречу высовывается огромный рот птенца-великана.
— Есть, есть, давайте еду! — кричит птенец.
Птички из сил выбиваются, никак обжору своего не накормят. Сами диву даются: «Вот так сынок растет! Богатырь, да и только». Уж он еле-еле один в гнезде умещается. Родителям даже сесть негде, чтобы птенца покормить. Приходится садиться ему прямо на спину. А он голову задерет, рот разинет: корми, мол, меня, очень есть хочется.
Прошла неделя, другая, оперился птенец-великан да и марш из гнезда. Сел на ветку, опять есть просит.
Кормят его птички-родители, кормят да радуются — какого сынка вырастили: втрое больше самих!
Только однажды пролетал мимо зяблик, присел на веточку отдохнуть, мухоловки ему и хвастаются:
— Взгляни-ка на нашего малыша, каков молодец!
Взглянул на птенца зяблик и ахнул:
— Да ведь это же кукушонок! Кормили-то вы не своего птенца, а подкидыша.
— А ты почем знаешь? — заволновались мухоловки.
— Как мне не знать — и со мною кукушка такую же штуку выкинула, и я вместо своих птенцов кукушонка кормил!
Рассердились птички, бросились к дереву, где их птенец-великан сидел, а его и след простыл. Окреп он за эти дни, возмужал да и улетел себе в лес ловить страшных мохнатых гусениц.
Собрались все птицы вместе, и решили они: как увидят кукушку, гнать ее прочь из леса. Только попробуй-ка прогони — кукушка ведь хитрая, заберется в самую чащу да оттуда еще и дразнится: «Ку-ку, ку-ку!»
Никак ее птицы найти не могут.