Жили-были баба да старик. Баба ленива была, зиму всю не пряла, не ткала. Лежит да полеживает, а мужик ее заставляет прясть да да ткать: «Ты что же не прядешь да не делаешь? Лен у тебя есть, да не моченый, не трепаный!»
И все это так, по-хорошему. Она ему и отвечает: «Подожди, уж межговенье буде длинно, да пост семь недель, так я тебе и выпряду, и вытку, семь подштанников да семь рубах!»
Вот уж и межговенья прошло семь недель, да и пост наступил, а она все лежит. Он и говорит: «Вот ты все лежишь, а уж и межговенье прошло — семь недель, и пост наступил». А она говорит: «Замолчи, мужик, еще буде семь рубах да семь портков».
Эта неделя прошла, а она все лежит «Что ты все лежишь, уж неделя прошла!» — «Замолчи,- говорит,- шесть недель еще осталось, буде шесть рубах и шесть портков! «
Вот и еще проходит неделя: «Ничего,- говорит,- буде пять рубах и пять портков».
Так и третья и четверта прошли. Вот уж стали звонить толсто. Вот он и говорит: «Баба, да еще одна неделя-то осталась!» — «Замолчи, буде тебе рубаха да портки».
Он ее все и не наряжает. Вот и стали звонить к обедне. Он и говорит: «Баба, ты до того долежала, что уж стали звонить к обедне».- «Ой, мужик, пойдем — ты в мялицу, а я, жена, в прялицу».
И пошли, он — лен мять, а она прясть. Такого напряла — толстых да больших ниток — просней. «Давай,- говорит,- я тебя замотаю, да и пойди».
Да и замотала его. Он так и пошел к заутрене; там крещены и богу не молились.
Вот он пришел домой да и говорит: «Вот, женушка, каку ты мне одежу хорошу справила: попы-дьяконы обедню не служили, а добры люди не молилися, все на мою обнову смотрели!» А она и говорит: «Вот я, молоденька, сглупо-вала: у ворота я золотом не ошила да по подолу золотого позументцу не положила!»