Жила-была старуха, и имела она сына. А жили они бедно-пребедно, даже ложки в доме не было. Пришло время, и сложила старуха руки на груди. Делать нечего, умерла — так надобно похоронить ее по-человечески, а бедный сын только руками разводит: досок для гроба и тех нет. Держать же усопшую на лавке негоже. Пошел он побираться, ходил-ходил, хоть из ружья пали — ничего не может найти. Скрепя сердце пошел к попу и поведал о беде своей.
— Только уговор, сын мой,- молвит поп,- заплатишь мне за панихиду, дабы господь принял усопшую в ряды праведных и непорочных. Поверишь ли, батюшка, в карманах у меня пусто.
— Ну нет, не спою за упокой души, покуда не увижу денежки.
Ждать больше парень не мог, и стал он просить да упрашивать попа. Тому деваться некуда — взял евангелие и направился уж было службу служить. Да как из дома выходить, подумал: неужто так и не удастся выманить у него поминальный дар да немного деньжат.
— Сын мой, у тебя взаправду ничего нет?
— И гроша ломаного, батюшка.
— Тьфу, вот напасть. Да погоди, мэй, раздобудем денег.
— Где ж, батюшка?
— Пойди, бре, к такому-то, у него есть кобыла, укради да уведи. се на ярмарку, вот и будет чем выносить усопшую из дома.
— Боюсь, батюшка, поймает.
— Положись на меня, пошли.
Дождавшись полуночи, пробрались они в конюшню, и парень увел кобылу на ярмарку. Поп же, оставшись в конюш не, надел на себя уздечку и привязал к яслям.
Утром хозяин пришел кормить кобылу, да вместо клячи увидел попа. С перепугу принялся он креститься да молиться: «Ох, господи, не видишь ты с высоты своей, что на земле делается,- сплошь ворожба да колдовство. Кобыла моя, видно, была попом, а я ее гонял и на гору и под гору, как скотину».
Снял он с попа узду и молвит:
— Прости меня, батюшка. Поди по миру, авось прокормишься. А я куплю себе другую кобылу.
Поп, обрадовавшись, ушел, а хозяин, урвав здесь и там денежку, пошел на ярмарку, Пришедши, стал он оглядывать коней, и приглянулась ему одна кобыла. Подошел ближе: его кобыла — как не узнать! Приблизился он к ней и стал шептать на ухо:
— Что же это, батюшка, никак, опять заворожили? Кобыла же знай потряхивает себе головой да ушами прядет. Увидев такое, парень закричал: Эй, дед, что ты ей там нашептываешь?
— Мэй, отпусти кобылу, ведь это поп. Он был у меня. Ты, видно, поймал его, когда он опять превратился в кобылу.