Слышали ли вы когда-нибудь о нашем священнике — падре Бони-фаччо? Неужели не слышали? Как же это может быть! У нас на Корсике все от мала до велика знают падре Бонифаччо, какой он умный, какой ученый, какой обходительный.
А о доброте его можно рассказывать с утра до вечера. Стоит узнать
Нашему падре, что кто-нибудь попал в беду, он ничего не пожалеет, чтобы помочь несчастному. Не деньгами, конечно, нет, падре Бонифаччо больше всего на свете не любит развязывать свой кошелек. Зато у него для каждого имеется в запасе мудрый совет, благочестивое наставление. Мимо нищего падре Бонифаччо никогда-не пройдет, не сказав ласкового слова. Если нужно, встанет среди ночи и в любую погоду потащится по горам, чтобы напутствовать умирающего и получить за это пару флоринов.
Только один совсем маленький недостаток и был у нашего падре Бонифаччо. Он без памяти любил свои пряжки. Да, да, не удивляйтесь, две прекрасные серебряные пряжки, которые он неизменно носил на туфлях. Когда туфли снашивались, он перешивал свою драгоценность на новую пару. В кармане сутаны у него лежала небольшая суконка, чтобы протирать любимые пряжки, едва их припорошит пыль или забрызгает грязь. И поэтому пряжки у падре Бонифаччо всегда сияли так, что глазам смотреть приятно.
Из-за этих-то пряжек и получилась вся история. Видите ли, Скамбарону. Впрочем, если уж вы не слыхали о падре Бонифаччо, то о Скамбарону вы, конечно, и понятия не имеете. Тем более, что и звали его не Скамбарону. Придется и тут начать по порядку.
Скамбарону — это попросту старый башмак. А у нас на Корсике так прозывают тех, у кого ничего нет, кроме истоптанных рваных башмаков. У Скамбарону, о котором идет речь, была, правда, жена и куча детей, ну да ведь это не имущество.
Вот этот самый Скамбарону и позарился на пряжки падре Бонифаччо, которые тот берег пуще глаза своего. И как только у этого бездельника хватило совести! Ведь наш падре сделал ему так много добра. К примеру, позапрошлой зимой у Скамбарону сдох мул. С превеликим терпением падре Бонифаччо уговаривал его не предаваться нечестивому отчаянию, быть покорным и не роптать. И вы думаете, это помогло? Нисколько. Послушали бы вы, какими проклятьями сыпал Скамбарону, таская хворост на своей спине вместо мула. А присаживаясь отдохнуть, он размышлял о том, что серебряные пряжки почтенного наставника стоят не меньше, чем хороший мул. Однако падре Бонифаччо не спешил ради семейства Скамбарону расставаться со своими пряжками. И Скамбарону решил, что ему следует позаботиться об этом самому. Как же быть? Украсть пряжки? Но Скамбарону вовсе не собирался из-за каких-то там пряжек до конца дней своих ходить с нечистой совестью. Надо завладеть ими так, чтобы ни один человек, даже сам падре, не мог назвать Скамбарону вором. Долго он ломал голову и, наконец, придумал. Однажды, рано утром, когда все добрые люди еще сладко спали, Скамбарону принялся колотить в дверь дома падре Бонифаччо. На стук выбежала заспанная служанка. Увидев Скамбарону, она изругала его и хотела было захлопнуть перед его носом дверь, но куда там! Скамбарону поднял такой крик, что падре, спокойно почивавший в своей постели, проснулся и велел его впустить.
— Падре Бонифаччо, — заговорил Скамбарону, едва переступив порог спальни, — я бы никогда не осмелился по-беспокоить вас так рано, но мне приснился удивительный сон, и я скорее побежал к вам.
— Не стоило спешить, — хмуро заметил падре, — свой сон ты успел бы рассказать и попозже. Могу себе представить, какую нечисть видит по ночам такой грешник, как ты!
— Ах, святой отец, да ведь я видел вас. Ну просто совсем как живого. Вокруг вашей головы светилось сияние, а за плечами трепыхались два крыла, вроде куриных, только побольше. И так вы грустно на меня посмотрели, что я заплакал, проснулся и побежал к вам.
Скамбарону знал, что сказать. Всякому лестно услышать о себе такое, и сердце падре Бонифаччо растопилось, как воск от жаркого пламени.
— Подойди поближе, сын мой, — сказал он растроганным голосом. — Сон твой вещий и означает, что грехи переполнили тебя, как тесто, о котором забыла нерадивая хозяйка, переполняет квашню. Покайся, покайся, сын мой! Скамбарону только этого и надо было. Он проворно стал на колени у самой постели падре Бонифаччо и, смиренно опустив глаза, чтобы получше видеть пряжки, — туфли-то стояли под кроватью! — начал свою исповедь.
— Э, святой отец, грехов у меня так много, что не знаю, с чего и начать.
— Начинай с самых крупных, — посоветовал падре.
— Ну, ладно. С неделю тому вывела у меня голубка пару голубят. Не прошло и дня, как ваша кошечка задрала одного голубенка. Тут я, превеликий грешник, вместо того, чтобы отдать ей второго голубенка, поймал эту гадину за хвост да так настегал, что она целый год на голубей и смотреть не захочет.
— Ах, сын мой, — укоризненно сказал падре, — ты не только согрешил, обидев невинное творение, но грешишь и сейчас, ибо язык твой произнес бранные слова.
— Вот, вот, — подхватил Скамбарону, — я еще и не то говорю. Не дальше как пять минут тому назад я обозвал вашу почтенную служанку старой перечницей.
— Ай, как нехорошо сын мой, — застонал падре и возвел глаза к потолку.
В это самое мгновение Скамбарону одним рывком отодрал пряжки с туфель падре Бонифаччо и положил их в карман.
— Ну, с крупными грехами как будто покончено, — облегченно вздохнул
Он — Перейдем к мелким. Совсем недавно я украл у одного доброго человека
Пару серебряных пряжек.
Падре даже привскочил в постели.
— Как, сын мой, и это ты называешь мелким грехом! — закричал он в ужасе, представив, что было бы с ним самим, если б пряжки украли у него. — И они не прожгли тебе карман, нечестивец?!
— Пока не прожгли, — ответил Скамбарону, — но жгут ужасно. Не возьмете ли вы их у меня, святой отец?
— Что ты, что ты! Да я никогда в жизни не притронусь к ним. Сегодня же отдай их законному владельцу.
— Не знаю, как и быть, падре Бонифаччо, — отвечал Скамбарону, почесывая затылок. — Я, видите ли, уже пытался это сделать. Да хозяин их не берет.
Это дело другое, — рассудил падре, — что же ты раньше не сказал? В таком случае можешь считать что пряжки ты не украл, а просто получил в подарок — Спасибо вам, падре, — сказал, поднимаясь с колен Скамбарону. — Вы облегчили мне душу! Она теперь свободна от грехов и пуста, словно бурдюк, из которого выпито все вино до капли.
— Тогда иди с миром, сын мой, — благословил его падре Бонифаччо. Скамбарону ушел очень довольный. А был ли доволен наш падре, когда стал одеваться, судите сами.