Досюль у старичка было три сына: два сына живут как живут, а третий стал поворовывать немного. Сперва по мужичкам маленько, потом еще по господам, потом стали царю жалиться. Царь и скаже: «Поди, ординарец, сходи за стариком». Ну, старик и пришел, богу помолился, на все стороны поклонился и царю поклон воздал: «Здравствуй, надежа великий государь!» Он и сказал, «Что, старичок, сынок-то твой воруя?» Он и ска: «Нет, надежа великий государь, не воруя, а привыкае». Он и скаже: «Ну, когда,- говорит,- привыкае, так пускай у меня украдет чащу и скатерть, тогда бог и великий государь прощае. Нет,- ска,- тебя и сына казню».
Пошел старик домой кручиноват, а сам в окно смотрит: голову повесил. Сын и скаже: «Что, батюшко, кручинишься?» — «Ах, сын,- ска,- сын, как не живешь благосло-вясь, как други сынова живут, как живут. Вот царь службу накинул украсть чашу и скатерть царску, а нет — так тебя и меня казнит». Ну, он скаже: «О, батюшко, это не служба — службишко, вперед служба буди».
Ну, он шел на рынок, купил лакейски платья, и там бал у государя, узнал в который день, и на бал едут все енера-лы, полковники, все едут. Он скочил к енералу на запятки, и приехали к царскому дворцу. Он выскочил с запятков, приходит в комнату в царску и платье снимает у этого енерала. Енерал думае, что царский лакей, а царь думае, что енеральский лакей.
Они стали кушать все, потом откушали уж, со стола стали убирать, все убрали, он тут же все ходит, одна чаша осталась и скатерть; он завернул и понес из покоя в покой, и на улицу вышел, и унес домой.
На другой день царю доложили, что нету, потерялась. Царь скаже: «Мотрошилка (так его, вишь, звали), видно, украл. Ординарец, сходи-ка за стариком». Старик пришел, богу помолился, опять на все стороны поклонился, царю поклон воздал: «Здравствуй, надежа великий государь».- «Что, сынок-то твой воруя?» Он скаже: «Нет, не воруя, а привыкае».- «Чашу и скатерть у меня украл!» А старик ска: «Нет, не украл, взял».- «Что он делае?» — скаже. «На скатерти ест, а с чашки хлебае». Потом: «Поди, скажи сыну, пускай у меня украдет царского коня, жеребца угонит».
Ну, старик пошел, опять голову повесил. «Ежели не угонит, тебя,- ска,- и сына казню». Сын опять и спрашивав: «Что, батюшко, голову повесил?» — «Ах, сын, сын, как не живешь опять благословясь, опять вот царь царску службу накинул: жеребца угнать, а нет, так тебя и меня казнит». — «Ну, это не служба, — скаже,- службишка!»
Потом он пошел на рынок опять и купил худую лошаденку и бочку вина купил, впряг и поехал, и еде мимо царского дворца. Взял да лошаденку в воду, в канаву, и пихнул (лежи там). Ну и приходит: «Ах, братцы, царски конюхи! Пособите вытащить лошаденку». Они и шли, пособили ему. Взял нацедил ендову целую вина. Потом опять стал: «Братцы, царски конюхи, нельзя ли меня как-нибудь приютить к ночи. Не все ведь царь ведае». Ну, его и приютили к ночи: тот по том, а другой по другом — и пустили. Он опять им вина нацедил: «Пейте, братцы, сколько можете». Они и напились уж и все допьяна, и все развалялись, заснули спать. Он взял ключи (на гвозде) и пошел в конюшню, посмотрел: стоит конь в конюшне. Он и в другую: и там такой же опять конь. Он и в третью, и там и третий такой же. Он и думае: «Которого угнать? Какого, ежели не того!» Ну, он и взял всех трех угнал. Потом поутру выстали тыи, сходили в конюшню, жеребца нету, в другую сходили, там и другого нету, в третью сходили, там и третьего нету. Ну, потом царю доложили, что жеребцы потерялись. Царь скаже: «Ну ж, это Мотрошилка украл! Ординарец, сходи за стариком».
Старик пришел, богу помолился, на все стороны поклонился, царю поклон воздал: «Здравствуй, надежа великий государь».- «Что, старик, что, Мотрошилка коней тех украл?» Он скаже: «Нет, не украл, а взял».- «Ну, пускав-говорит,- с-под меня и с-под царицы перину украдет, то, что и бог и великий государь прощае, а нет, так тебя и сына казню!»
Он идет, опять кручинится; идет сын и встречав его: «Что, батюшко, кручинишься?» — «Ах, сын, как ты не живешь благословясь, так вот царь велел перину и с-под царя, и с-под царицы украсть, нет — так тебя и меня казнит»
Он шел опять, шил крылья себе, подделал, ну и видит: у царского дворца окна долы. Он поднялся, и залетел к нему в окошко, и зашел в его спальню, и под кровать и сел. Ночь пришла, царь-и царица пришли спать и повалились, гусельщик играе в гусли у них; ну, они и заснули, и гусельщик заснул. Они и прираскатились маленько. Он выстал да и в середку нас… им. Они спали, спали, прохвати-лись. Царь скаже: «Царица, ты?» А царица скаже: «Нет, ты, царь!» Потом крикнули, что уберите постелю. Он выстал с-под кровати, взял убрал: «Дайте я уберу». И взял и убрал. И с покоя в покой, и с покоя в покой, и на улицу вышел, и домой ушел, и постелю унес.
Потом утром выстали, царской постели нет, царю доложили: «Постели нету». Он ска: «Мотрошилка это украл!»
Потом он сделал бал у себя и собрал всех енералов, и всех полковников, и всех архиереев, и архимандритов, всех собрал на бал к себе. «Ординарец, поди приведи старика и Мотрошилку».
Старик и Мотрошилка пришли к государю, богу помолились, на все стороны поклонились, царю поклон воздали: «Здравствуй, надежа великий государь». — «Старик,- ска,- что, сынок-то у тебя ворует?» Он ска: «Не воруе, а привыкае».- «Чашку и скатерть у меня украл?» Он ска: «Нет, не украл, а взял».- «Трех жеребцов украл?» Он скаже: «Не украл, а взял».- «Перину с-под царя и с-под царицы украл?» — «Не украл, а взял. Вот,- скаже,- что он делает: на скатерти ест, с чашки хлебае, на жеребцах катается, а на перине спит». Он и скаже: «Вот, господа енералы и все, я,- говорит,- накинул на него три службы, и то,- ска,- его бог прощае и великий государь: он все исправил! Что нынь ему сделать?» Все сказали, что царско слово взад не ходи, простить надо. Он и скаже: «Бог прощае и великий государь, Мотрошилка, тебя».
И Мотрошилка пошел домой. Архиерей один и скаже: «Просто, — говорит,- ворам воровать, как цари стали потакать». Он и кликне: «Мотрошилко, воротись-ка назад! Можешь ли этому архиерею что сделать?» Он скаже: «Надежа великий государь, через неделю все будет готово».
Шел на рынок, накупил всяких материй, и шил себе крылья, и пошел ночью к этому архиерею. Пришел, колотится, архиерей и пустил его: «Кто ты таковый есть?» — спрашива. «Есть я ангел с небес; ваши, владыко, молитвы, вишь, доходны до господа бога. Господь боле не може слышать ваших молитв, послал меня за тобой». Ну, архиерей обрадовался, забегал. Он: «Отче,- говорит,- к господу с волосами никак идти нельзя! Господь волос не люби». Обрадовался архиереюшко, забегал ножницы искать. Потом он волосы у него обрил, у архиерея этого. «Отче,- говорит, — надо мешок какой-нибудь, лететь ведь далеко-высоко, ты спугаешься, неровно наземь взглянешь, устрашишься, упадешь наземь. Я как к господу прилечу, как тебя потеряю?»
Потом он взял в мешок клал и понес его. Выздынул высоко в колокольню (колокольню хоть по-вашему). «Ну,- говорит,- отче, я стану тебя пихать к господу, смотри не пер… Попихал, он и пер… Он выдернул назад и говорит: «Ах ты, глинная дыра, душу в ад провела». Ну и начал его взад по ступеням ролгать (поволок). И потом он повесил на гвоздик в тую церковь к дверям; гвоздик согнул к дверям и мешок повесил, где царю идти к обедне, и дубинку клал тут. Ну и подписал на ворота, что кто идет мимо этого мешка, так чтобы всякому по этому мешку три раз ударить; кто не ударит, то буди проклят тот.
И потом кто идет, всякий ударит. Идет царь сам к обедне и смотрит на надпись на эту. «Ну, лакей,- говорит,- ударь три раз за меня и за себя».- Потом: «Сними,- говорит,- мешок, стряхни»,- говорит. Стряхнули, там выскочил человек. Царь и скаже: «Кто ты такой?» — «Есть,- говорит,- архиерей».- «Какого черта архиерей! У меня такого архиерея в Европе нет! Налипай,- говорит,-лакей, его под ж…». Потом: «Ну,- говорит,- это Мотрошилка сделал». От обедни пришел домой царь. «Ординарец, сходи-ка за Мотрошилкой». Мотрошилка пришел, богу помолился, на все стороны поклонился, царю поклон опять воздал: «Здравствуй, надежа великий государь!» — «Ну что, Мотрошилко, исполнил службу архиерею?» Тот ска: «Исполнил, ваше царско величество».
Он его и наградил.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)