Вариант 1
Жил-был поп да пападзья, дзьякон да дзьяконица. Тольки и случись так, што попадзья-то полюби дзьякона, а ни попа. У папа был казак, такой парень работсяга. А йон и узнай, што пападзья-то любит не папа, а дзьякона; только и думаит, как бы эдак отучить дзьякона ат пападзьи, а пападзью ат дзьякона. Вот ланно! Анной парой поехали яны с папом на пустыш. Пападзья и блиной, и пирагов напекла, а сама атпустила сваво папа с коркай хлеба. Казак смикнул, што яна настряпала для дзьякона. «Постой-ка, — баит, — я те дам знатсь!»
Лишь только поп с казаком уехали, а дзьякон и шмык к пападзьи и ну угащатсьцы. Дзело приходит к вечиру. Поп, паработавши, стал ложитьцы спать, а казак: «Пусти-ка, — баит, — батя, я схожу на беседки к дзевкам, а на зари — баит, — опятьсь приду к тебе работатсь». — «Што дзелатсь, — баит поп, — ступай погуляй, да матри приходзи раньше». — «Нешто», баит казак и ушол. Только не к дзевкам, а к пападзьи — посмотреть, што яна дзелает.
Пришел да пад акном и слушает. А дзьякон сидзит у пападзьи да и гаварит: «Ну што, — баит, — если поп или казак придет таперичка, куда мне будзет дзеватьця?» — «Я тя, — баит пападзья, — спрятаю так, што ни каторый из них не найдзет; вот матри: тольки лишь стукнет к нам в окно каторый нибудзь, ты скорея под печку». Только лишь яна этое молвила, казак стук в окно. «Хто тама?» — «Я», — баит. «Зачем ты?» — «Черт бы вас драл с папом-та: день работай, да и ночью покою нет! Откутай-ка». — «Ну што?» — «Вишь, — баит, — поп велел завостринныя кольи пад печку пакидать, штобы яны тама высохли». — «Ланно, — баит пападзья, — ступай атдыхай; я сама пакидаю». — «Да черт знает, каво из вас слушатсь! Мне батька велел, так я сам перекидаю. Посто-ка. Што это так, как ровна мешает?» — «Эта камни», — баит пападзья. — «Ну, так ланно! прощай покаместо; я опять пойду к папу на пустыш».
Еще гдзе да зари, а уж казак будзит папа: «Ставай, — баит, — батюшка, пара на работу!» Поп скочил и ну работатсь. Весь день бенной работал — не линился. Приходзит ночь. «Пусти-ка, батя, опять меня на беседки; мне нешто полюбилось!» — «Ступай, — баит поп, — да матри, приходзи завстра нонешней порой». — «Нешто!» Пашол, да вместо посидзелок к пападзьи.
Падашол под окно да и слухат. А дзьякон-та тама так все и гостил. «Ну што, — баит, — если апятсь тот азарник придзет, куды мне дзеватьця-та?» — «Вот уж таперичка знаю, — баит пападзья, — я тебя спрятаю туды, што йон уж никогда не найдзет. Матри, как тольки йон стукнитцы пад акном, ты вота в этот мешок, што с рожью-та, и садись, а я тее завяжу». — «Ланно, — баит, — дзело будет».
Только лишь успела это вымолвить, а казак как тут да и стучитцы пад акном. Наш дзьякон как прыснет, развязал мешок и сел в нево, а пападзья завизала да и кричит: «Хто там?» — «Я», — баит казак. «Зачем ты?» — «Вишь поп-та покою мне не дает: день работай, ночью на мельницу поезжай!» — «Экой какой! Да так и быть, — баит пападзья, — отдыхни ночь-та, а на мельницу-та съездзишь и завтра, а не то и послезавтра; а то што теперь за езда! Ступай, ступай, атдахни». — «Да ведь черт знает, каво из вас слухать! Мне што велено, то я и дзелаю». Взял мешок, поднял на плечо. «Ох, — баит, — что-та дюжа грузна». Да как с плеча-та фуркнет. Дзьякон тольки тама здыхат. Вот йон апятсь да и апятсь: поднимит да кинит, поднимит да кинит. «Ну, — баит, — измучился… Черт с ним, што хочет, то и дзелает, а теперичка ни за што ни паеду на мельницу; и без таво устал. Прощай, матушка».
Паутру ранешинько, а уж казак апятсь на работи. Папу ничево ни баит а вчорашнем, работаит сибе. Апятсь вечир на дворе. Наш казак па-прежнаму проситцы у папа пагулятсь. «Ступай, братец, да матри приходзи раньши!» — «Небось». Пашол опятсь туды жа, стал пад акном да и слухат. А дзьякон весь избитай, абвязавшись сидзит в переднем углу да охает: «Ох, — баит, — как меня ваш казак изувечил. Беда, как апятсь придзет!» — «Вот уж таперичка, — баит пападзья, — амману — так амману». — «А как?» — «Тольки лишь йон стукнитцы пад акном, ты, — баит, — скарея и пабегай в клев, разденься да распусти волас-та, да и ходи на карачках».
Тольки лишь успела яна вымолвить, как тут казак и стучитцы; а дзьякон уж давно тама. «Што скажешь?» — «Черт вас дзери и с папом-та! измучился, а он йешщо велел напоить телят». — «Ланно, — баит пападзья, — я сама напою». — «Йевота! я сам пойду; гдзе плетсь-та? Все ли телята дома?» — «Все». — «Ну так ланно».
Вашол в хлев, поставил пойво; тппррось, тппррось, тппррось! Теляте все падашли, только адзин стоит в углу прижавшись. «Тппрруся, бог с тобой, тппрруся!» — не идзет. Вот йон и плетсью йиво — нейдзет. Вот йищо, йищо да и йищо. Дзьякон видзит дзела неланно, стал на ноги. «А, отсец дзьякон! эта ты? Как так?» — «Малчи, брат, — баит дзьякон, — ни гавари папу; вот тси сто рублев». — «Ланно, ланно, отсец дзьякон, — баит казак, — так и быть — никаму не скажу. Только матри к пападзьи не ходзить!» Пришол дамой в избу с дзьяконам; а пападьзя йиму: «Батсюшка, вот тси двестси рублев, ни гавари никому». — «Так и быть, хазяюшка, никому ни скажу; тольки матри дзьякона не любитсь!»
Наш работник прожил летсину у папа, взял йищо с ниво дзенежек за работу, и стал жить да поживать, да йих паминать.
Вариант 2
Жил себе поп. Нанимается к нему в батраки дурак. «Что же с меня, — говорит поп, — возьмешь?» Батрак отвечает: «День работать, а ночь на улицу гулять». Поп тому и рад. Вот он день работал с попом в поле; ночь приходит — батрак на улицу пошел. Вернулся домой, стучит в воротах; встречает его попадья. «Что ты, батрак, зачем?» — говорит. — «Да вот день паши, а ночью опять работай на вас, — говорит батрак, — поп велел под печь колья класть — сушить». Приносит батрак колья и начал под
Печку пхать; а под печкой-та сидит любовник попадьи — дьякон; все ему бока исколол. Дьякон жался, жался, не в мочь стало — лезет из-под печки. «Батрак, молчи, пожалуйста, не сказывай, что был у попадьи».
Батрак смолчал; приходит он опять к попу в поле работать. «Ну что, батрак, хороша ли улица была?» — «Эх батюшка, славная!» Настает вечер, поп опять отпускает его на улицу. Приходит батрак домой, слушает под окном, что попадья разговаривает с дьяконом. «Ну, как дурак опять придет? куда тебе спрятаться?» — «Да куда! В закуту к овцам». Вот батрак стучится: «Отворитя ворота!» — «Что ты?» — спрашивает попадья. — «То-та, у вас день-то паши, а ночью иди скотину пой!» — «Сама поила». — «Да не знаю: не то поила, не то нет; батька велел напоить».
Батрак выгнал скотину, а дьякон с овцами на четвереньках ползет; боится, чтоб как его не признал. Скотина пьет, а дьякон уперся — не идет в реку. Вот батрак его раз десять дубиной огрел. «Что ж ты, скотина, нейдешь?» Дьякон жался, жался, да домой бежать. Батрак вернулся в избу и давай сажу обметать. «На что это, батрак?» — спрашивает попадья. — «Я не знаю; так попу захотелось». Намел кошву большую сажи, поставил на полати, а сам пошел к попу в поле пахать.
Вот опять настал вечер — батрак на улицу идет. Слушает опять под окном: дьякон тут, али нет? Дьякон спрашивает: «Куды-то мне спрятать ся будет?» — «Лезь в кошву с сажею — на полатях стоит; авось дурак не догадается», — отвечает попадья. Батрак застучал в ворота. Попадья спрашивает: «Кто это?» — «Это я, матушка!» — «Зачем ты, батрак?» — «Вот тогда увидишь зачем». Схватил веретье, идет в избу, накрыл кошелку с сажею, где дьякон сидел, увязал-упутал, вынес на телегу и повез со двора. «Куда ты? погоди, не езди, поужинай». — «Некогда».
Вот едет он мимо одной мельницы, а навстречу ему помещик. «Что ты, мужик, везешь?» — «Черта везу». — «Покажи, пожалуйста, чтой-то за черт? Я сроду не видал!» Отвечает батрак: «Нет, он уйдет; показать нельзя». — «Что же он тебе стоит?» — «Сто рублев». — «Покажи». — «Да ведь уйдет!» — «Я тебе плачу сто рублев за эвто». Батрак развязал и говорит дьякону: «Смотри же, беги прямо в речку». Как выскочит дьякон, как бросится — бултых в воду! Барин ужаснулся: «Эх, жаль, — говорит, — ведь взаправду ушел». Отдает барин батраку деньги, а он, получимши сто рублев, поехал к попу в поле. «Что ж, батрак, хороша ли улица была?» — «Еще какая знатная!»…
Целой день они работали; настает ночь, батрак опять на улицу просится. Приходит, слушает под окном, дьякон опять говорит попадье: «Экая шельма! Как он меня осрамил. Ну, — говорит, — завтра я сам в поле поеду — пахать стану», — «А я тебе, — отвечает попадья, — наварю каши, нажарю поросятинки, лепешек наделаю, полуштоф вина припасу да все и принесу. Да как тебя найтить?» — «Я буду по дороге стружки стругать; по тем стружкам прямо ко мне придешь. А лошадь у меня, сама знаешь, пегая — не то, что у попа, вороная».
Вот поутру встает попадья и принимается обед готовить, а батрак уже давно к попу воротился. Стали пахать. Пахали, пахали. «Что, батрак, — говорит поп, — а не пора ли обедать?» — «Нет, ище рано. Погоди маленько, нам попадья принесет славной обед». — «Эх, батрак, она сродясь не нашивала». — «Небось, батюшка, принесет». Тут батрак взял — скинул с себя белые портки и навязал на свою лошадь, а стружки уж он давно перетаскал к себе на дорогу. Вот попадья несет обед по стружкам. «Батька! Смотри-ка, вон попадья идет, обед несет». — «И то никак она». Попадья увидала, что не туда попала, хотела было назад воротиться, а батрак во все горло кричит: «Сюда, сюда неси, матушка». Нечего делать, пошла прямо; поп обрадовался, бежит к ней, гриву растрепав: «Ай да мать! Право слово умница». А батрак стоит без портков. «Прости, — говорит, — матушка, что без порток пахал, вишь какая жара».
Вот сели они обедать; попадья глядь-глядь по сторонам: «Это кто там пашет?» — «Отец дьякон», — говорит поп. «Позови, поп, дьякона, а то скажет: вишь, не позвал». — «Батрак, поди позови». Батрак пришел к дьякону и говорит: «Ну, отец дьякон, поп узнал, что ты с его попадьею живешь, хочет топором тебя срубить. Нарочно затем и зовет тебя». Дьякон не пошел. Батрак приходит и говорит попу: «Нейдет — не хочет». Попадья говорит: «Эй, поп, поди сам, позови». Поп пошел. Батрак и кричит ему: «Захвати, батюшка, топор, у него собаки злы». Поп захватил топор.
Вот дьякон увидел, что поп идет с топором, да скорее бежать с пашни; поп за ним. «Что ты, дьякон, постой, постой!» — Нет, тот все улепетывает. Попадья за ними вслед. Батрак подобрал все съестное-та, вышел на большую дорогу, сел, поедает да водочку попивает.
Наезжает на него помещик с борзыми и гончими собаками. «Не видал ли ты, мужик, каких зверей тут?» — «Э, да вон тут побежал в яругу волк, за волком медведь, за медведем лисица». Помещик кинулся в яругу, распустил всех гончих и видит: поп бежит за дьяконом, попадья за попом… Плюнул и поехал куда ему надобно.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)